- А дурак твой где? - крикнул Виктор. - Сюда подать! - Баба осадила набегу, замотала обмотанной головой.
- С дежурства он, спит он...
- Подать! - рявкнул Виктор.
Бабу как ветром в спину погнало. Виктор стукал по колену портфелем -сейчас я его. Всклокоченный, мохнатый дворник шел, натягивал на ходу тулуп.Жена сзади поправляла сбившуюся шапку.
- Подойди сюда, архаровец! - крикнул Виктор, хоть дворник шел прямо нанего. - У тебя что же тут происходит? А? Что, говорю, у тебя, у стервы,происходит? Что, говорю, у тебя?.. А? Чего глазами хлопаешь? Пьяная рожа!Где тут Цигель? Цигель где у тебя?
- В шашнадцатом...
- Пошел вперед, веди.
На лестнице было полутемно и пусто.
- Ты мне, сукин сын, кабак тут устроил? Кабак?
- Какой может быть кабак, ваше благородие?..
- Какой? А вот какой, вот какой! - и Виктор два раза смазал дворникапо физиономии портфелем - звонко, хлестко, прикладисто.
- Какой кабак?., видит Бог... - со слезой, с обидой захрипел дворник.
Виктору захотелось скорей тем же портфелем стереть оплеухи с волосатойрожи, и рука дернулась. Дворник заслонился и отшагнул к перилам.
- Ну пошел, пошел живей. Увидим.
- А увидим, так зачем наперед обижаться, - хныкал дворник вверхулестницы.
- Стой, не звони. Я сам.
Виктор подошел к двери и дернул звонок. Из-за двери ответил детскийрев, что-то полетело и грохнуло.
- Ой, кто там? Кто? - кричал женский голос через ребячий визг. Дверьоткрыла женщина с ребенком на руках. Из-за нее глядела полураздетаястаруха.
- Что вы хотели? - и женщина, разинув глаза, пятилась. Опрокинутоекорыто и табурет лежали в луже воды.
- Кто здесь водкой торгует? - строго спросил Виктор.
- Что? Водкой? - и женщина подняла брови.
- Не квасом, не квасом, - напирал Виктор, - а водкой.
- И квасом? - женщина чуть не поскользнулась на мокром полу. - Это нетут, господин надзиратель. Это не здесь, господин надзиратель.
- А я сейчас все тут обшарю! - и Виктор шагнул через корыто, шагнул вкомнату. Худенький мальчишка отскочил от дверей и лег с разбегу на кроватьлицом в грязную подушку и завыл. Тоненько, так что Вавич не сразу расслышалэту тонкую ноту за шумом в своей голове. Швейная машинка стояла у окна,кучка обрезков валялась на подоконнике. На грязной цветной скатертитетрадка и чернильная банка. Старательные детские буквы мирно глянули стетрадки в лицо Виктору. Он стал и вдруг повернулся к хозяйке.
- Говори, говори, говори прямо, черт тебя раздери, торгуешь водкой?Торгуешь? Говори сейчас! - и Виктор топнул в пол, и звякнули подсвечники накомоде. - Да говори же скорей, рвань жидовская? - кричал Виктор со слезами.- Говори ты мне Христа-Господа ради, - он подступал к хозяйке; она,остолбенев, глядела и все сильней жала к себе ребенка, и ребенок кричал,задыхаясь.
- Ой, ой, что же это?
- Что это? - выдыхала старуха, и душной нотой выл мальчик в подушке.
Виктор видел, как женщина собиралась плакать, сейчас завоет,загородится криком, сядет на пол.
- Да стойте же, господа! - перекричал всех Виктор. Дворник что-тобормотал ртом и разводил шапкой, - знал, что не слышно: может быть, оченьвольное даже. - Стойте же! Цыц, черт вас всех драл! - и Виктор шлепнулпортфелем по столу.
На момент все смолкли, и только ребенок задыхался рвотной нотой.
- Ну, не торгуете, так так и говорите: не торгуем. Так и напишем. Авыть нечего, не режут, - Виктор сел к столу, расстегнул портфель. С кроватимальчик поднял голову и робким глазом покосился из-под локтя. - Где твоеперо? Ты, писатель! - кивнул на него Виктор. - Давай, давай живо!
- Гихер, гихер, скорей! - крикнула хозяйка. - Когда надзирательпросит, так надо гихер, что ты смотришь, Данечка. - Мальчик слез на пол ина четвереньках пополз. Он, не подымаясь, совал из-под стола зеленуюкопеечную ручку.
- Двух понятых мне мигом, - скомандовал Вавич. Дворник сорвался,хлопнул дверью.
- Вот видите, мадам Цигель, никто вам тут никакого зла не сделал иникого тут не убили, и, если совесть ваша чиста, зачем бояться полиции?Полиция - это защита честных слоев населения.
- Так я же женщина, господин надзиратель! Дай Бог вашей жене никогдаэто не видеть... муж в больнице. Я ему говорила: "Цигель, бойся Бога,одевай калоши..." Верите, господин надзиратель: пятая неделя...
Мальчик через стол, не дыша, смотрел, как хлестко писал на листе безлинеек Вавич: глядел то в буквы, то в кокарду.
В сенях уже топтались на мокром полу тяжелые сапоги.
- Ну подходи, - крикнул Вавич, полуобернувшись. Два новых дворникашагнули в комнату.
- Где писать?
- Как же, не читая? Слушать, я прочту. Всегда надо знать... знатьнадо, а потом подписывать. Это генерал... отставной... может подписывать...и сам не знает, что пишет. Слушать.
Вавич встал и с бумагой в руках повернулся лицом к публике.
- Акт, - сказал Вавич и строго оглядел всех.
"13-го сего февраля по распоряжению его высокоблагородия господинапристава Московского полицейского участка города N мною было произведенодознание и осмотр квартиры № 16, госпожи Цигель, в доме № 47 по Успенскойулице, причем признаков тайной продажи спиртных напитков обнаружено небыло".
- Можете смотреть, можете пройти на кухню посмотреть. Почему нет?Пройдите. У нас одной бутылки нет. Муж это даже совсем не знает. Я непомню, или он пил на свадьбе, - заговорила, заходила Цигель, она трясларебенка, и он икал тонко и больно.
Виктор прошел в коридор, из дверей посмотрел в полутемную кухню,