Он вскочил.
- Хозяева дорогие, простите, если согрубил чем. Будем знакомы, оченьприятно-с. Низко кланяемся.
КОЛЯ проснулся от страха: приснилось, что собака одна знакомая,пойнтер, вошла в двери на задних лапах и как была, стоя, поднялась навоздух и стала летать по комнате, будто кого-то искала, и все ближе, ближе,и лапы недвижные торчком, и сама как неживая, как смерть, и воет тонко, ивсе громче и ближе. Коля проснулся и обрадовался, что убежал от собаки,наверное, накрепко, в другую страну. Было светло. Отец всхрапывал. Шепотомвскрипывали половички под мамиными шагами за дверьми, и вот осторожно сталножками самовар на подносе. Коля сгреб одежду и босиком, в рубашке, вышел встоловую. Тихонько притянул за собой дверь. У мамы было грустное и важноелицо, как в церкви. Тихо сказала:
- Не стой босиком, пол холодный.
А когда сел, погладила вдруг по головке, как на картинках. Колязаглянул маме в лицо, а мама отвернулась и прошла в кухню.
- Одевайся, - шепнула на всю комнату.
Коля молча одевался, молча мылся под краном, со всей силы терпелледяную воду. Как на картинке. На картинке, там не спрашивают, какая вода,может быть, хуже льда, всегда синяя, прямо острая, как ножик. Чай пил тоже,как на картинке: сидел прямо и масло мазал на хлеб, как зашлифованное. Акогда стал уходить, ждал, что мать даст пятак на завтрак, как всякий раз. Амама все ходила, подобравшись, будто кругом стеклянные вещи, и ничего неговорила. Коля уж застегнул форменную шинель на все пуговки, мама прошла вкухню и сказала шепотом:
- Не хлопай, пожалуйста, дверью.
И Коля ответил, как мальчик из книжки:
- Нет, я не хлопну, мама.
"Нельзя спросить пятака. Никак нельзя теперь уже".
Коля не завтракал, а копил пятаки, и было жалко, потому что пропадалпятак. Завтра гривенника уж не спросишь: нельзя же за вчера на другой деньзавтракать. Коля аккуратно зашагал в гимназию, и дорогой то жальстановилось пятака, то выходило, что как хорошо, как отлично, что неспросил, а то б все испортилось сразу. Потом опять подымался пятак и сноваприходилось прогонять досаду. Досаду удавалось затолкать вниз, и тогдашагал не своим шагом, а весь назад, голову вверх, ровными шажками.
"Если так вот все делать, и двоек никогда не будет, все пойдет, как вкнижке".
Коля стал представлять, как он будет высиживать урок за уроком,пряменько на парте. Первый русский, второй латинский, потом арифметика. Ивдруг вспомнил, что нынче пятнадцатое, что нынче "письменный ответ" поарифметике. Тихо будет перед началом, и только будут шелестеть листы:отдельные белые листы будет раздавать дежурный, как для приговора. Однитолько первые ученики будут радоваться, назло всем радоваться. Потом всебез дыхания будут сидеть, ждать, и учитель ясно и строго прочтет задачу.Какую-нибудь со спиртом в 60 и в 38 как-нибудь там градусов смешано, потомкак-нибудь продано особенно. Томиться, мучиться над белой бумагой и ждать,до самого безнадежного конца задыхаться и ждать помощи, и все равно, как нисиди прямо или еще что, ничто, ничто не поможет, и потом крупная двойкакрасным карандашом на листе. И мамулинька скажет: ты видишь, что домаделается, и тебе все равно? Двойки приносишь? Совсем убить меня хочешь?Нет, даже не скажет убить, а таким горьким, последним голосом скажет.
И Коля уж давно сбился с ровной походки. Он вдруг свернул налево,заложил большой палец за лямку ранца и деловым, быстрым шагом двинул внизпо улице. Он шел, запыхавшись, почти бежал, завернул еще за угол и помощеному спуску пустил под откос. Из утреннего тихого города он сразу попалв гущу подвод, в толчею народа. Отстегнул ранец, взял под мышку. Ломовыенахлестывали лошадей, лошади скользили, спотыкались, тужились на подъеме.На секунду Коля подумал вернуться назад, в город, в гимназию, еще быловремя, но сами ноги спешили унести дальше, дальше, чтоб уж не быловозврата, чтоб не было времени вернуться. Коля даже расстегнул шинель ибежал вниз по спуску.
- Скакай, подвезу! - крикнул ломовой с порожней подводы. Коля на мигзадумался: "Это уж совсем конец!" А ноги уже догоняли подводу, и Колявскочил.
- Опоздал? - орал ему возчик.
Коля мотал головой, что да. Его подкидывало, прыгал ранец, и Коля бездуха держался за дроги. Еще время не ушло, еще до тошноты щемило внутри. Вконце спуска подводы сгрудились, ломовой осадил. Коля спрыгнул и свернул втихий проулок. Здесь в проулке стояла грязь, спокойная и хмурая. Мокрыекирпичные стены без окон шли по бокам. Разбитая бутылка торчала из грязи.Грохот подвод сразу показался далеким. Коля жадно зашагал в проулок. Ужникак здесь не встретишь педагога. А то рассказывал товарищ: тоже вот так"казну правил", и вдруг подходит - пальто штатское, котелок. Гимназист, эй,стой! Почему не в классе? Хотел начать врать. А тот: Билет! Давай-ка билет.И видно у него из пальто пуговицы форменные. Да и по голосу слышно -педагог. Пришлось отдать билет. А бежать? Как бежать, когда в билете вправилах так и сказано: имеет право обратиться к содействию городскойполиции. И еще сказал педагог проклятый, чтоб немедленно отправлялся вгимназию, а он по телефону справится, явился ли и когда. А в билете всесказано, какой гимназии, какого класса, имя, фамилия. Товарищ забоялся вгимназию идти, прошлялся где-то до двух часов и пошел домой будто изгимназии. А на следующий день, как пришел в гимназию, на втором уроке вдругклассный надзиратель просунулся в дверь и сказал учителю: "Извините, -