БАШКИН шел с Колей по мокрому тротуару. Улица была почти пуста.Торопливые хозяйки шмыгали кое-где через улицу, озирались обмотаннымиголовами.
А дождик, не торопясь, сеял с мокрого неба.
- Ты воротник, воротник подыми, - нагибался Башкин к Коле, юркимипальцами отворачивал воротник. - Давай я тебе расскажу, тебе полезно, вы жепроходите сейчас про Зондские острова.
Башкин нагнулся к Коле и взял его за руку выше кисти и крепко держал:
- Так вот: Суматра, Борнео, Ява, Целебес... Тебе не холодно? Да, такэто на самом экваторе, он их так и режет. - Башкин широко махнул свободнойрукой. - Ты слушай, так незаметно все и выучишь. Я тебя хочу выручить... явот вчера одного человека выручил... Суматра огромный остров. - Башкинобвел вокруг рукой. - С Францию ростом, и там заросли тропических лесов, итам в лесах гориллы, понимаешь. Этакая обезьянища, ей все нипочем, никогоне боится, идет, куда хочет. На все наплевать. И ни до кого дела ей нет.Живи себе на дереве и ешь яблоки, и никто за ней не подсматривает. Стой,Колечка, слушай. Ты здесь посиди в палисадничке.
Они стояли около церкви.
Мокрая лавочка стояла среди метелок кустов.
- Ты не будешь бояться?
- Чего бояться? Я буду семечки грызть.
- Грызи, грызи, только не уходи, я сейчас. Сию минуту. - Башкинвыпустил Колю и саженными шагами зашлепал по лужам. - А про обезьянудоскажу непременно, - вдруг обернулся Башкин. Коля махнул кулачком ссемечками.
Башкин завернул за угол. Он задержал шаг, оглянулся и быстро подошел кворотам, нагнул лицо к окошечку в железе. Ворота приоткрылись. Башкин споднятым воротником быстро перешел двор.
В коридоре было суетливо и полутемно. Башкин сбросил калоши и, прижавворотник к щеке, шагал, толкаясь, вдоль по коридору.
Двери распахнулись, и кого-то вывели под руки. Башкин еще крепчеприжал воротник.
- Что, зубы у тебя болят? - спросил жандарм у вешалки.
- Зубы, зубы, зубы, - застонал Башкин и чуть не бегом заметался покоридору.
- Я докладал, - сказал жандарм. - Сейчас, наверно. Звонок крутоввернул дробь. Жандарм метнулся к двери и сейчас же сказал тугим голосом:
- По-жалуйте!
Башкин криво бросился в дверь и тотчас сел на диван, прижался щекой кспинке.
Ротмистр Рейендорф крикнул от стола:
- Сюда!
- У меня зубы, - говорил Башкин и шел, шатаясь.
- Здесь не аптека, - оборвал Рейендорф. - У меня пять минут: что такоеза звонок вчера? Кто такой? Ну?
- Сейчас не могу, - говорил Башкин из воротника, - сейчас.
- Что, зубы? Не жеманиться. Военное положение, не забывать. Что зафокусы? - Рейендорф нагнулся, рванул Башкина за угол воротника. - Ну?
- Я не могу, я еще не уверен, я не выяснил себе, ну, понимаете...
- Не врать! - крикнул Рейендорф. - А если это мистификация, то это унас, брат...
- Ну, просто человек...
- Не мямлить! - и. Рейендорф нетерпеливо застучал портсигаром постолу.
- Я ж говорю - человек, потому что он человек... из трактира и оченьценный. Он много знает, но, может быть, врет. Люди же врут.
- Ладно, что ж он врет?
- Да вот что рабочие много говорят, но он путает, и вообще еще чертего знает.
- Какой трактир, как его звать?
- Да, может быть, он врет, как его звать.
- Нечего мне институтку тут валять. Как он назвался? - Рейендорф взялв руку серебряный карандашик и занес над белым сияющим блокнотом.
- Сейчас, сейчас вспомню.
"Надо в обморок упасть... соврать, соврать, соврать. Нет, в обморок".
Башкин сделал блуждающие глаза и завертел головой. И вдруг ротмистртопнул от стола:
- Да не финти ты, сопля! - он проплевал эти слова и замахнул руку.
- Котин, Андрюша Котин из "Золотого якоря" на Слободке. Это он сказал,но может быть... Он массу ерунды всякой... Рейендорф писал.
- Ерунду, ерунду! Какую ерунду? - и он хлопал по блокноту. - Ну!
- Оружие какое-то, чуть не артиллерия, бред какой-то. Рейендорф что-тописал, другой рукой он нажал звонок.
- Коврыгина сюда, - крикнул он, не оборачиваясь, когда в двери сунулсяжандарм. - Да-с! А вы, фрукт, - ротмистр хмуро поглядел на Башкина, -допляшетесь! Это что ж? Попыточки укрыть? На цыпочках? Мы с вами не вдурачки играем. Это когда вот идиоты наши раскачивают стены... в которыхсами сидят. Завалит, так, будьте покойны, им же первым по лысинке кирпичомвъедет! Из-за границы их шпыняют вот этаким перцем. - Рейендорф цепкойрукой схватил со стола тонкие печатные листы и совал их под нос Башкину. -Не узнаете? Ой ли? Да, да - "Искра". Смотрите, первые-то сгорите. Болваны.Вихлянья эти мы из вас вытрясем.
Башкин опять натянул воротник на затылок. Он не знал, что будет. Авдруг пошлет ротмистр за официантом и здесь, сейчас, сделает очную ставку.Уйти, уйти, скорей, скорей, как попало. Попроситься в уборную хотя бы ивон, вон, а потом пускай, что угодно.
- Карл Федорович! Меня там мальчик ждет, на дожде. Я пойду, скажу,чтоб не ждал, он простудится, бедняжка.
- Это что ж за мальчики? - вдруг снова нахмурился Рейендорф. - Сейчасне с мальчиками гулять, а дело делать надо живыми руками. Не понимаете еще?
- А, а... - сказал, запинаясь, Башкин. Он вдруг покраснел, встал: - Авы вот, может быть, не понимаете, господин ротмистр, не понимаете, чтомальчик, может быть, важнее, важнее нас с вами! Да! И всего.
Ротмистр насторожился и, не мигая, смотрел нахмуренными глазами.
- Чего важнее? - и Рейендорф коротко ударом дернул вперед голову. Онпридавил глазом Башкина, и Башкин стоял, шатаясь.
- Я говорю, важней для меня, для нас, что ли, - уж слабей говорилБашкин. - Мальчик проще и правдивей.