Виктор Вавич - Страница 28

брата. И на людей, ирод, не глядит: боится, чтоб прибавку не спросил кто.

- Человек, который идет в мастера, - продолжала Наденька, - конечно,знает, на что идет. Он выходит из своего класса сознательно.

- И уж ни черта больше не сознает, - подговаривал Филипп на ходу.

- Он, конечно, является уж отщепенцем. Есть профессии, которые вполнеопределяют, - говорила Наденька; она разгоралась. - Есть такие профессии,товарищи...

Наденька встала, держась за спинку своего стула. Все на нее глядели.Глядел и Филипп горячими глазами.

- Есть профессии, которые сразу же определяют отношение человека ковсему обществу. В старой Германии палач...

- Вот именно что палач, форменно палач, - и Филипп хлопнул ладошами.

- Палач... даже кружка у него была своя, на цепи, в пивном погребе...чтоб никто из нее случайно не выпил, и с ним никто не говорил.

- И говорить с ними, сволочами, нечего. Какой может быть с нимиразговор? Ты ему одно, а он все...

- На цепи, сказываете? - Рыжий литейщик впился глазами в Наденьку.

Все загудели.

В это время дверь приотворилась, и в комнату тихонько втиснулсячеловек в серой тужурке и в русских сапогах. На вид лет сорока. Он молчаостановился у двери, оглядывая собрание. Филипп не сразу его заметил. Но,взглянув, он вдруг метнулся:

- А, Кузьма Егорыч!

- Ну, ну, продолжайте.

Но все стихли. Самовар пел задумчивую ноту, как ни в чем не бывало.

Филипп вполголоса шептался у двери с Кузьмою.

- А, про косвенные налоги, - расслышала за спиной Наденька.

- Уж кончили, можно сказать... Да, да, вместо Петра... И они вышли вкоридор.

Лай собачий

НАДЕНЬКА чинно встала. Она уже натянула один рукав своего салопа, каквскочил в комнату Филипп и бросился помогать. Лицо у него было красное, онулыбался, он признательно суетился, отыскивая Наденькину косынку. Два разапереложил из руки в руку и подал. Он кивнул товарищам:

- Я - проводить, а вы потом выкатывайся по одному.

Наденька пошла деловой походкой, как будто ей еще в два места надопоспеть. Филипп шел рядом, наклоняясь и поворачиваясь к Наденьке. Теперьони шли прямо по Второй Слободской.

- Вот я вам говорил, товарищ, - наклонялся Филипп, - что про мастеров,вот оно, видали? Я вам говорю, я уж знаю. Здорово мы с вами как, а?

- Да, - сказала Наденька сухо. - Но я думаю...

- Насчет спичек думаете? Это тоже здорово. Я ведь знаю. Я уж видал. Ато я, сказать, боялся, уж не сердитесь, женщина - думал, по-нашему сказать,извините, - баба. Пойдет, думаю: в тысяча шестьсот сорок тридцатом году вАмерике, у черта на хвосте... А теперь я знаю: побей меня Господь, онисидят там и говорят: вот Филька бабу привел - это да. Верно вам говорю.

Наденька глянула на Филиппа.

- Свернемте, здесь тише.

Они вошли в пустой переулок. Сквозь закрытые ставни кой-где светлымикантами виднелся свет.

Филипп легонько взял Наденьку за локоть.

- Идите серединой, а то вдруг собака.

- А вы учились где-нибудь? - спросила Наденька. Спросила участливым,ласковым голосом.

- Какое же ученье? Все сам, знаете. Вот сейчас хожу... - И Васильеврассказал, как он ходит в тот самый университет, который устроил знакомыйТиктиных старичок. - Астрономию, как земля получилась. А то, знаете, чтоже, не про Адама же с Евой - раз, два - и кружева.

В это время из темноты, со сдавленным воем, пулей понесся пес - чернымпятном на серой дороге.

Филипп быстро рукой отодвинул Наденьку и сунулся на собаку.

- А, ты, стерва! - Филипп нагнулся за камнем. Собака осадила, проехалав пыли на четырех лапах, повернула и, отскочив на два шага, стала бешенолаять. Филипп шарил на земле камень.

- Не пугайтесь, - кричал он через лай Наденьке, - я ее сейчас.

Со всех дворов тревожным лаем всполошились собаки.

Филипп нашарил большой булыжник и, размахнувшись, бросил: слышно было,как об твердое ляпнул камень, и собака отчаянно завизжала. Во дворах наминуту лай примолк и снова рванул с новой силой.

- Ах, зачем же так, - сказала Наденька. В это время звякнула щеколда,и грубый мужской голос из темноты заорал на весь переулок:

- Ты что же это, сукин ты сын, озоруешь? Морду тебе набить надо.

- Тебя б с собакой твоей на цепь посадить. Проходу нет, - кричалФилипп с улицы.

Белое пятно отделилось от черного забора - человек шагал, глухо ступаяпо пыли.

- Давно вам рыла не били, - сказал он, подойдя на шаг к Васильеву, -шляетесь с девками тута.

Наденька плохо слышала среди собачьего лая, она только видела, какФилипп весь махнулся вбок и хрястнула затрещина и следом ��ругой, глухойудар. Белая рубаха свалилась в пыль.

- Пошли, пошли теперя, - сказал Васильев, запыхавшись. Он взялНаденьку под руку, крепко, как никто раньше не брал, он почти поднимал еесбоку, и она толчками скакала рядом с его широкими шагами.

- А-а! - хрипел сзади плачущий голос, и камень полетел и прокатился встороне.

Филипп дернулся, оглянулся. Остановил шаг.

- Идемте, идемте, - шептала, запыхавшись, Наденька.

- Камнями еще, сволочь... - шипел Филипп. - Совершенно женесознательный народ, - сказал Филипп, когда они свернули в освещеннуюулицу. - Дикари и туземцы, можно назвать.

Они входили в город. Филипп отпустил Наденькину руку, и немного сталожалко. Он шел рядом, глядя под ноги.

- А вы не пробовали заниматься сами? - спросила Наденька. Спросилауважительно и бережно.

- Один коллега начал со мной по-русски... "Коллега, коллега, - думаланаспех Наденька. - Ага, студент! Хорошо и смешно".

- ...дошли до уменьшительных, ласкательных, и ему не стало времени.Так оно и... - говорил Филипп в землю.