Наденька показывала на бандероль - парнишки встали и все смотрели,будто не видали раньше этой привычной наклейки на коробке.
- Так, так. Вот и скажи ты! - ободрял Наденьку пожилой. Наденькаговорила про керосин, про сахар.
- А мы вприкуску, - сказал в стол рыжий рабочий, - с нас незаработаешь.
На кровати хихикнули. Филипп оглянулся назад - ишь, мол, щенки. Апотом, наклонясь к столу, чтоб видеть через Наденьку рыжего, Филипп сразугорячо заговорил, будто копил спор до времени:
- А это разве дело? А? А в деревне и вовсе без сахару, так, палецпососал - и ладно. Так это что? Это справедливо? Тебе объясняет товарищ,что это дерут с людей...
- Нет, - сказала Наденька, - вот в этом-то и дело. Пусть даже оченьмало едят сахара, каждый, каждый. Но их сотня миллионов, миллионов, атакого количества не съесть богатым, пусть они...
- Пускай зубы себе проедят на этом сахаре, - помогал Филипп, - пустьсебе в ноздрю пихают, коли в глотку не лезет
- Все равно. - продолжала Наденька. В это время на кровати послышалосьбормотание. Филипп досадливо обернулся - опять?
- Вам что-нибудь не ясно? - сказала Наденька. - Вы спрашивайте,пожалуйста.
- Да так, он тут с глупостями.
- Что? Пожалуйста, - настаивала Наденька и совсем повернулась кмолодым.
- Да не к делу вовсе, - говорил парнишка, что совал давеча спички. -Так, глупости.
Другой смотрел в пол, свесив вихры на лоб.
- Вы говорите! - Наденька ждала.
- Да говори, что там, - сказал Филипп. Парнишка бросил голову вверх:
- Да вот говорит: спроси ее, пусть скажет, есть Бог или нет?
- Во тебе богов цельный угол, - и Филипп протянул пятерню к божнице, -выбирай себе любого, волоки домой хоть в мешке.
- Об этом мы поговорим, - сказала Наденька. В это время все обратиливнимание: из коридора кричал женский голос.
- Что ж, говорю, самовар-то возьмете? Кипит, говорю, самосильно.
Оба парнишки пружиной дернулись с кровати и бросились весело вкоридор.
Филипп принес посуду и баранки.
Когда рыжий стал щипать на мелкие кусочки сахар, сосед, смеясь, сказална весь стол:
- Ты что это, уж в гроб казну загнать хочешь?
Наденька не знала: пить ей вприкуску или положить кусок в чашку.
Филипп ложечкой плюхнул Наденьке большой кусок, расплескал наблюдечко.
МИМО Наденьки просунулась рука, и молодой парнишка, ухмыляясь, сказал:
- Нам бы сюда пару бубликов и того... косвенного бы баночку.
Все рассмеялись. Что-то сразу раскупорилось, и все не в ладзаговорили. Наденьке эти разговоры казались аплодисментами. Она скромно иважно прихлебывала чай.
- Да, чай не чай, - говорил рыжий, наклоняясь к блюдцу, - а очищеннуюпотребляем, - он подул в блюдечко, - и даже, сказать, здорово.
- А вот дал казне заработок, зато тебе квартира бесплатная, с казеннымзамком.
- А в перевыручку тебе еще в загривок всыпят, - пустил с кроватипаренек.
- Да что, товарищи, обижаться на фараонов, да по пьяному делу, -сказал Филипп, сказал громко и повернулся боком к столу. Он размахивалруками, чуть не задевая Наденьку. - Фараон и есть фараон! Что он тебе -дядя крестный? А вот когда сам-то с нашего же брата и тут тебе под носомгадит, так это что же выходит?
Все смотрели на Филиппа.
- А что, - продолжал громко Филипп. - Возьми мастера. Да недалекоходить, нашего хотя бы. Это тебе не косвенный, а прямо можно сказать -заноза и паразит трудящего человека.
- Да что ты "мастер, мастер", - сказал пожилой; он откинулся на стулеи прямо глянул на Филиппа. Он перестал улыбаться. - Мастер, ты говоришь.Это уж его дело такое. Убери ты этого мастера, пойдет, знаешь... да чтоговорить...
- Что говорить? - кричал Филипп. - А то, что зачем из человека кровьпить? Дом он себе построит из наших копеек-то?
- Копейки не ему, - сказал рыжий; он сосал с блюдечка стакан застаканом.
- Да я тебе скажу, - начал снова пожилой, - ты, Филька, брось. Тебямастером поставить, так не похуже Игнатыча шило бы из тебя вышло. Это ужнебеспременно.
- Да мне это не надо вовсе, мастерство это. Я и не тянусь. Больнонадобно, - обиделся Филипп.
- Оно там надобно тебе, ай нет, а вот я тебе скажу: ты был в солдатах?- И старик подался вперед. - Был - говори, нет? Вот и оно. А там знаешькак? Солдат солдатом, как и все, кряхтит да жмется, а нашили ему лычко -одно! - вот тебе и начальство, - тебе же в морду сапоги тычет: чисти ему! Авчера сам взводному шаркал, аж потел. Да.
- Я говорю, - начал громко Филипп и глянул на Наденьку: что, мол, она?
- Говоришь ты, - сказал старик и нагнулся к чаю.
- Нет! - сказала Наденька; она чувствовала, что непременно надосказать, и не один Филипп ждет. Ей хотелось поддержать Филиппа. - Нет!Товарищ Филипп, мне кажется, отчасти прав.
- Наш литейный мастер, - сказал рыжий, - так, ничего, на него нельзяобижаться. - Рыжий потихоньку расстегивал воротник.
- Дело не в том, какой попался человек. А вот товарищ Филипп даже нехочет стать мастером. Филипп закивал поспешно головой.
- Потому что само положение мастера, очевидно, таково, что... оно ужвырабатывает определенный тип.
- Вот именно - тип! - подхватил Филипп. - Самая сволочьвырабатывается.
- Какой бы человек ни был, но...
- Хоть самый рассвятой, - махал руками Филипп. Он встал и стал шагатьпо комнате - два шага туда, два обратно.
- Он должен смотреть, чтоб хозяйская копейка...- говорила уже смелееНаденька.
- Рубли дерет! - Филипп остановился над Наденькой, над ее головойходили его руки. - Рубли, стерва, вымолачивает из человека, из своего же