И она оперлась и сказала:
- Мерси.
- Ну что, остаетесь, что ли? - крикнул кучер и хлестнул лошадей.
Таня пошла назад, вверх по улице.
Санька с другой стороны улицы следил, как она шагала. Ему казалось,что это не она идет, а тротуар, улица сама плывет под ней, подстилаетсясама. Санька глаз не спускал, толкая встречных. Он боялся каждых ворот,мимо которых проходила Таня, - сейчас повернет, скроется. Как это встречныйпрямо ей в лицо смотрит! Встречать бы ее, все время бы навстречу идти, а несзади, как сейчас. А подойдешь, - выйдет, что пристал. И Санька тоотставал, то снова нагонял Таню. Если б обернулась!
Если сильно думать, обернется. И Санька стал думать, пристальнодумать, до боли в висках.
"Оглянись, оглянись, милая. Ну повернись! Вот, вот сейчас повернись".
Санька не заметил, как стал шептать губами:
- Оглянись же! Оглянись, говорю. Ну!
Она не оглядывалась, а легко шла, и легко колыхалась ее юбка, иколыхалась синяя прозрачная тень. И то, что тень, и то, что юбка, иторжественная и легкая походка, и то, что не оглядывается, а смотрит строговперед, - все это казалось Саньке чудом. Как он не замечал, что такоебывает у них в городе. "Вот она - настоящая-то! - решилось у Саньке вголове. - Счастье идет по городу. Неужели никто не видит, я один?"
Прохожие теперь часто замелькали. Санька глядел, не отрываясь, и,когда ее затирала толпа, он все равно с точностью, сквозь людей, знал, гдеона, видел, как мелькал кончик ее банта на шляпе, ее туфли среди мельканьябрюк, сапог. Они были уже в центре города. Куда она несет себя? Дай Бог,чтоб не вошла! Таня поворачивала, сворачивал и Санька.
Открывали магазины, гремели железными шторами, газетчики орали, крикомперебивали дорогу. Санька пробирался сквозь людей, как через кусты, ивидел, как на той стороне, как будто ровным дуновением, неслась вперед она.
Повернула направо, в их улицу. Вот их парадная. Да! В нашу парадную! ИСанька бегом перебежал улицу, вбежал в парадную и слушал, затаив забившийсядух, как по их лестнице ступали ее ноги. Он едва дыхание переводил ислушал. Знал, что она тут, перед ним. Вот второй этаж, тоненько застукаликаблуки по площадке. Стала, стала!
И ясно в пустой, гулкой лестнице зазвонил звонкой дробью звонок.Санька боялся двинуться, не спугнуть: наверху открыли, их дверь открыли.Открыли и хлопнули. Санька через две ступеньки вбежал и задержал тяжелоедыхание, наклонил ухо к двери и слушал. Сердце стукало в виски, мешалослушать.
- Дома, дома барышня, - услышал Санька Дуняшин голос. - Сию минуту!
Санька не звонил, боялся, что не она, вдруг не она там, в их доме. Неможет этого быть. Он стоял за дверьми и ждал.
- Ну вот, что за визиты! Снимай моментально шляпу.
Это Надька, Наденька командовала учительным голосом. И только когдапростучали шаги по коридору, Санька нажал звонок. Нажал осторожно, как вчужую квартиру.
На подзеркальнике ее шляпа. Санька шмыгнул в свою комнату. Посидел сминуту, как был, в шинели. Слышал, как Дуняша прошла в кухню, и выкрался изсвоей комнаты. Огляделся. На цыпочках подошел к подзеркальнику, еще разосмотрелся и осторожно, кончиками пальцев поднял за поля Танину шляпу.Подержал около лица, бережно положил обратно и погладил, едва касаясь.
Где-то скрипнула дверь. Санька топнул к вешалке и порывисто, зло сталстаскивать шинель. Андрей Степаныч, расчесывая на ходу мокрые волосы,взглянул из дверей в переднюю, поглядел на сына и нахмурился. Санькепоказалось, что и ручку в своей двери отец повернул укоризненно.
Санька у себя в комнате прислушался к дому. Он слышал, как звонкопобрякивала посуда в столовой. Дуняша собирала на стол к чаю. Все брякает.Санька вышел в прихожую и стал у зеркала. Он глядел в зеркало, нет ли когосзади, и деловито хмурился на всякий случай. Дуняша все бренчала встоловой.
Санька схватил рукой за серебряную шпильку, за лилию, резко выдернулбулавку из шляпы и быстро шмыгнул к себе в дверь.
Санька лежал на кровати, прижимался, что силы, щекой к подушке, а подподушкой сжимал в руке шпильку. Санька вдавил голову в подушку, закрывглаза, затаив дух, шептал губами без звука:
- Милая, милая! И пел теплый ветер в груди.
Он услышал шаги в прихожей и весь осекся, вскочил на кровати.
- Отлично, отлично! - слышал он Наденькин голос. - Что ты ищешь?
- Булавку. Булавку от шляпы.
Первый раз услыхал ее голос Санька, подкрался к двери, припер ееступней, как будто к нему собирались ворваться, сердце колотилось.
- Дуняша, тут не видали, булавку обронили.
- Ничего не было. Да на что она мне, булавка. Я шляп сроду не носила.Не было ничего.
- Ничего, дойду как-нибудь, - опять услыхал Санька ее голос.
- Найдется, я принесу, - сказала Наденька. Дверь хлопнула.
У ПОРТНОГО на примерке в зеркале выходило, будто еще только делаетсяквартальный: зеленый казакин весь был в белых нитках, как дом в лесах.Виктор украдкой взглядывал, боялся угадать, какой он будет в новом мундире.Хотел, чтоб сюрпризом сразу из зеркала глянул новый: околоточныйнадзиратель Виктор Вавич.
- Гимнастики делаете? - бормотал портной, сопел, едко пах материей итыкал мелом по Виктору, как будто чертил на деревянной доске. Виктор стоялнавытяжку.
От портного он пошел покупать шашку. Ему хотелось по-франтовитей, нобоялся, что будет несолидно. Сразу скажут: "ветрогон".
- Больше такие берут, - и приказчик протянул Вавичу легонькую шашку.