Виктор Вавич - Страница 59

народ, что гудел за барьером.

Вдруг голоса замолкли. Виктор не успел поднять головы, как услыхалокруглый, ясный бас:

- Все сидите? Покуриваете? Ступайте-ка хоть скажите, чтоб подавалимне.

Виктор вырвался из-за барьера. Хлопнула дверь. Виктор сбежал слестницы и совался глазами с крыльца. Городовой подбежал от ворот.

- Приставу подавать! - запыхавшись, говорил Виктор. Городовой мотнулкуда-то головой, и Виктор услыхал, как неспешно застукали подковы. Безшума, на упругих резинках, двинулась с того края улицы пролетка. Зеленыйкучер скосил строгие глаза на Вавича.

А вверху взвизгнул блок, и хлопнула усталая полицейская дверь.Позванивая шпорами, спускался пристав. Не глядя на Вавича, застегивалкрючок шинели под бородой и недовольно морщился.

- Подано! - сказал, поровнявшись, Виктор, и сам уж злился, а не мог несказать. За столом в дежурной он думал:

"Сейчас взять и написать отставку. Цукает меня, сволочь. Зачем прилюдях?"

Виктор искал, чего бы поделать. Он стал хоть для вида перелистыватьбумаги, что лежали на столе.

Дежурный обернулся:

- Пусть, как лежат.

Виктор, как обожженную, отдернул руку.

Виктор не знал теперь, куда глядеть.

"Дотерпеть бы до вечера. Дотерплю, - думал Виктор, - или нет?" Онглядел на перо, что торчало из закапанной чернильницы, и целился. Схватить,написать два слова, и можно бежать, куда хочу, и он смотрел на перо, как накурок, - нажал и конец. Он даже поболтал чернильницу: заряжена личернилами? Высмотрел на столе чистый листок бумаги, пересел к краю рядом сним и прижал рукой.

"Грунюшка, Грунюшка", - в уме повторял Виктор, и очень хотелосьплакать.

Вдруг, как сорвавшись, забил во дворе колокол и вслед за ним зашумелтревожный гомон. Все сунулись к окнам. Виктор вскочил и в окно увидал, какпожарные во дворе толкали лошадей, пристегивали постромки, - всполохнулсявесь двор, зазвенел, загрохал, и тревожным голосом резанула торопливаятруба..

- Во! Во! На извозчика, валите за пожарными. Скорей, скорей, ходом, -дежурный тыкал Виктора в плечо.

Виктор опрометью рванул на улицу.

Пожар спешил, пожар клубил черным дымом над крышами; басом, зычнымбасом вился черный клуб. Мотался на ветру, на кого бы сунуться, и людитолпой сторонились и шатались на тротуаре. Виктор стоял на подножкепролетки и толкал под бок извозчика.

- Гони, гони! Гони, чертов сын!

Впереди гремела, звонила линейка, и ножом резал воздух медный голострубы. Вдрызг, в звон, вдребезги все разнесет, летит, дробью, горстьюбросает копытами по мостовой. И бегут, отстают взбаламученные прохожие.

Жарь! дуй! - летит бочка. Лестница, насос, скачут тяжелые кони, камнивздыбились, покатились. Неистово бьет колокол.

- Беррегись! - раскатом завернула за угол. Черные прохожие мелись, какпыль следом, - все текло туда, где широким клубом спешил бородатый дым.

В коляске на паре обогнал Виктора брандмайор. В каске, в погонах.Трубач на отлете, на козлах.

- Гони, гони! - вскачь рванула извозчичья кляча. Пожарные тянутрукава, пыхтит паровой насос, и снопом летят из трубы искры

- Не напирай, не напирай, говорю! - орет городовой, а толпа густеет,будто хлынула черная вода.

Виктор соскочил на ходу с подножки и бегом бросился к городовым.

- Назад! Назад! Господа! Осади! - гаркнул Виктор, запыхавшись.Городовые оглянулись. Виктор раскраснелся, разгорелся и белой перчаткойтыкал в грудь людей, не глядя в лица. - Осади! Не напирай! Назад!

Уже трое городовых задами рьяно лягают черный забор людей.

- На тротуар!

И вот первое пламя злой победой рвануло из окна, - и ухнула толпа.Торопливо чукал насос, и поверх гомона ревел женский голос. Что-то бросилииз окна, звякнуло, рухнуло. В третьем этаже били стекла, и они с плачемсыпались на панель. Уж слышно стало, как гудел внутри огонь. Заблестелакаска в воздухе: пожарный лез по приставной лестнице. Все глядели вверх,как он карабкался. Кто-то выбежал на балкон, глянул вверх и стремглавназад.

И вдруг:

- Дорогу! Полицмейстер!

Коляска парой. Виктор вытянулся, руку к козырьку.

- Безобразие! Всех вон! Очистить улицу, - орал полицмейстер с высотыколяски. - Кто тут?

- Назад! - крикнул Виктор не своим голосом в толпу и схватился зашашку. Передние шарахнулись.

- Пошел! Пошел! - Уж дюжина городовых, красная от натуги, напирала.Толпа не поддавалась. И вдруг высокая фигура в расстегнутой серой шинелизамоталась над Виктором. Толпа притихла. Этот человек не глядел никому влицо, смотрел куда-то поверх и, будто не глядя, тыкал кулаком самых серых.Тыкал будто между делом, походя, равнодушно, но верно попадал в скулу подглазом красным кулаком. Попадал без размаху, спокойно. Он был длинный,высокий, и Виктор не видел его погон. В сумерках при трепетном свете пожаравидел Виктор сухое маленькое лицо, слепые глазки, вялые рыжие усы. И всешептали вокруг:

- Грачек, Грачек.

И толпа легко, как пухлое сено, поддавалась, где ее отбрасывал Грачек.

Грачек не говорил ни слова. Рыжая челюсть плотно была прижата.Городовые молча стали вдоль тротуара. Грачек, мотая полами шинели, пошелтуда, к пожарным. Он не глянул даже на Виктора, когда тот ему козырнул.

Медь горела ярко на сбруе, на насосе, на касках, и ласково блестелаколяска полицмейстера против горящего дома. Молодая дама в кружевной шляпеиз-под перчатки глядела вверх на окна на злые языки пламени.

Вдруг рухнула с крыши огненной палкой головня и рассыпалась помостовой горячими зубами. Кони вздыбились, кучер дергал вожжи, а дама