На некоторых фабричных предприятиях были сделаны попытки склонитьдоверчивые массы рабочих к прекращению работы и производству беспорядков.Ответственность за судьбу темных, доверчивых людей несут, конечно, преждевсего те преступные лица, которые соблазняют народ, обещая небесные благаот прекращения труда; ответственность же за порядок в городе несетгородская полиция, и ей мирное население города вверяет свой покой и охранусвоего достоинства и имущества. Поэтому считаю своим долгом напомнить чинамполиции о той ответственности, которую несет каждый за малейшее нарушениепорядка. Поэтому всеми имеющимися мерами полиция обязана предупреждатьпоявление на улицах толп и скопищ народа, и в тех случаях, где применениеполицейской силы может оказаться недостаточным, помнить, что помощь дляпрекращения бесчинств толпы всегда может быть оказана со сторонырасположенных в городе войск гарнизона.
Полицмейстер".
И тут опять тот самый холодок лизнул под грудью, тот самый,карнауховский. И Саньке показалось, что это "ко всеобщему сведению"написано прямо ему - Саньке. "Войска гарнизона" - солдаты, несокрушимые, вкаменных серых шинелях.
Солдаты и шаг мерной дробью по мостовой. Стали. Стало это серое.Вскинулись винтовки - торчком оттуда, острыми штыками блестят кончики... УСаньки билось сердце, и он уперся слепыми глазами в газету... Раз! - взялина прицел. Сейчас, сейчас грохнет залп... Устоишь? Не побежишь? Устоять,устоять!.. И у Саньки бились кровью виски.
- Ничего не слыхали за сходку? - вдруг спросила полька. Санькавздрогнул, оглянулся. Полька глядела в двери голубыми умытыми глазами, ибелые руки лежали на стойке среди тарелочек и пирожных. - Слышно было, тутколлеги говорили за собрание. Сделали собрание в университете.
- Нет, нет! - затряс головой Санька. - Не знаю.
- Паскудство делается, - сказала полька.
- Где? - Санька дернулся, обернулся, побежал глазами за хозяйкой.
Дверь звякнула, и вошли два почтовых чиновника. Хозяйка мерно закивалаголовой на полной шее и ушла в заднюю дверь.
Чиновники вполголоса говорили по-польски, поглядывали боком на Саньку.
Хозяйка подала молоко и тоже что-то тихо сказала, и оба снизу тянулией в лицо, а она смотрела в зеркало, что висело над ними.
Чиновники усмехнулись друг другу и стали греть о стаканы озябшие руки.Один показал глазами на "Полицейские ведомости" на Санькином столе, другойнасмешливо прищурил глаз. Саньке казалось, что все что-то знают, важное,тайное, и что он в дураках, вышиблен, оттерт... Он ловил ухом польскиеслова, но долетало только "але" и "досконале", а речь жужжала, как жук вокне, вилась в двух шагах, и чиновники вздрагивали подбородками. И вдругоба замолчали и, вывернув шеи, уставились в стеклянную дверь.
Неспешно шаркал по панели длинный пристав, и болтались полырасстегнутой шинели. Над красными скулами узкие глазки глядели вдаль.
Пристав прошел. Чиновники переглянулись.
- Грачек, - вполголоса вздохнула хозяйка из-за стойки.
Чиновники встали. Санька видел, как они перебежали улицу. На почтамтебыло половина девятого. Санька вглядывался в людей на улице, и казалось -не так, не так идут, не той походкой, нарочно все идут, для вида, а не тудахотят. И вдруг на миг все глянуло тайной - все люди, все спешит, готовится,собирается, и вот быстро прокатил пустой извозчик. Санька не мог сидеть,вскочил, бросил на столик пятиалтынный.
- На здоровье, - сказала в зеркало полька.
Улица замелькала, завертелась спехом. Саньке казалось, что все валит,катит, торопится поспеть, будто осталось полчаса, и все бегут занять места,что тревожно орут газетчики... Городовой стоял на перекрестке, стоял снарочным спокойствием - черной плотной тумбой.
Санька спешными шагами, как все, шел по улице, слушал деловой шум, ивдруг опала тревога, осела, как пена, деловым буднем глянули съестные лавкии полузаспанные лица прохожих. Опоздавший гимназист просеменил мимо. Всоборе редким боем бубнил колокол. Санька оглянулся: пронесла, прокатилаулица. Что? И куда делось?
В девять часов Санька влетел в почтамт. Два перевода написал Санька:учителю Головченко и другой, - вонзал Санька корявое перо, - ЗинаидеМирской на 50 (пятьдесят) рублей.
На обороте написал: "Остальной долг при первых деньгах. Спасибо".Потом замарал "спасибо" и подписался: "А. Тиктин".
Санька еще твердо стукал ногой, когда шел по почтамту, по гладкимплиткам, но на улице сразу стало холодно. Запахнулся, ворот поднял и слабойпоходкой пошел вдоль домов. Началась пустота, легкая и тошная, и Санькащурился на свет. "Только бы ручку, эту бы ручку, здесь, под рукой, ничегобы не говорить, а только идти так, пройти б хоть немного, хоть вот до угла.Ничего не надо, пусть бы хоть сказала, что придет, чтоб знак дала... чтобыло, было вчерашнее. Хоть черточку - так вот, просто черточку карандашом,и ничего не надо". И Санька шел, раскачиваясь, подняв плечи, с руками вкарманах, и тонкой, чуть заметной струной в белесой пустоте дрожаловчерашнее.
На углу в красной фуражке с медным номером стоял посыльный. Санькастал, и посыльный, выпростав из-за спины руки, снял и надел шапку.
- Пожалуйста-с! Бумажки? - и он полез за пазуху. Он подавал Саньке"секретку", карандаш - вот тут в сторонке удобней - и Санька без дыханиянаписал:
"Танечка, черкните строчку, штрих, сейчас. Что-нибудь.
А. Т.".
Заклеил. Татьяне Ржевской. Улицу, дом.
- В собственные руки-с? - Посыльный опять вскинул шапкой. - Ответ