Толпа уж залила полплощади.
И вот черная кучка городовых выступила из переулка, сталарастягиваться в цепь, и еще вывалило черное из-за угла. Жиденькая ленточкапротив плотной, ярой толпы, и толпа дружным ревом всполохнулась, двинулабыстрей... И вдруг выстрел, револьверный выстрел, жалкий, будто откупорилибутылку, - его слышали только в первых рядах, - выстрел из толпы. Раз идва: "Пам, пам!"
И тут, как хлестнуло что по всей толпе, - толпа стала, шатнулась: изпроулка, прямо напротив, вылетели казаки.
Они раскинулись вмиг, как захлестнули толпу, на скаку - и видно было -без удержа, без времени, они мигом повернули лошадей и полным махомполетели на людей, как в открытое поле.
Голоса оборвались. Было мгновение тишины. И вот нечеловеческий войподнялся к небу, как взвыла земля. Передние метнулись, легли наземь, закрывруками головы, закрыли глаза. Лошади врез��лись с маху в толпу, стопталипервых, сбили грудью, и казаки, скривив губы, стали остервенело наотмашьмолотить нагайками, не глядя, по головам, по плечам, по вздетым рукам.
Флаг зашатался в судороге, в страхе. Покосился и упал в толпу. Людирвались, топтали, сбивали друг друга и выли, и вопль ярил казаков. Людибежали через площадь, закрыв голову руками, не глядя, не видя, не зная, чтокровь бежит из рассеченной головы, бежали прямо на городовых, бежали втопкий пруд, губы бились, и лай выходил из горла, дробный лай, как плач.
Виктор из окна второго этажа, из квартиры Суматохиной, глядел наплощадь. Он слышал, как ахнула за плечом Суматохина.
- Ой, пошли! Ой, все разнесут!
- Не беспокойтесь, - сказал обрывисто Виктор, не спуская глаз сплощади, - полиция на посту... не допустим.
- Господи, Господи, - шаркала туфлями Суматохина, - ох, понесло их!Бунт открылся, - и всхлипнула. Виктор сорвался к дверям. - Спасители наши!Господи милостивый! - Виктор скатился с деревянной лесенки и слышал, какследом звякнула крюком, защелкала задвижкой Суматохина.
- Все ко мне! - сказал на весь двор Виктор, и из дверей со всего дворавышли городовые. Отдувались, бросали цигарки, лица посерели. Они кучейстали у ворот.
- Стройся! - скомандовал Виктор.
Городовые нехотя стали в неровный ряд. Караульный глядел в улицу,высунувшись из калитки. Виктор, запыхавшись, отдернул городового и самглянул на улицу. Он видел черную толпу на белом снегу и алый флаг, и сердцебилось, рвало грудь. Мимо, по мосткам, пробежал городовой, и через минутузатопала спешно конница, закрыла улицу, площадь, и следом вой, и вот-вотоголтелые шаги, топот по улице. Люди без памяти бежали по проулку. Человекпять. Растрепанные, как без глаз. Падали, бежали на коленках и, спотыкаясь,вскакивали.
- Караул, вон! - крикнул Виктор.
Городовые сразу не поняли, а Виктор стоял весь красный, распахнувнастежь калитку. Городовые, толкаясь, бросились на улицу.
- В цепь! Держи! - кричал Вавич. - Сюда, во двор.
Люди не сопротивлялись, они вбирали голову в плечи, их толкали вкалитку.
Старший городовой поставил четверых стеречь людей во дворе, он неглядел, не спрашивал Виктора.
Еще, еще бе��ут. Большой человек тяжело бежал, мотал разбитой в кровьголовой.
- Стой! - крикнул городовой и ножнами замахнулся на человека.
Человек вдруг остановился и глянул мутными глазами на городового, ивдруг как молния прошла по лицу - как дрогнуло все лицо, - и человек махнулвсем огромным телом и, как бревном, стукнул кулаком: городовой споткнулся илег ничком в снег. А человек повернулся и ломовой рысью затопал дальше.
- Держи! - закричал Вавич и не узнал дикого голоса. Двое городовыхсорвались вслед. И тут же пробежало в заминке еще и еще, и Виктор схватил,сам схватил за плечо одного.
- Брось! - сказал в лицо Виктору этот человек. Виктор цепко держал егоза рукав тужурки.
- Брось, говорю! - полушепотом сказал рабочий и глянул Виктору в глаза- ненавистно, приказательно. На минуту ослабла у Виктора рука, и рабочийвывернул плечо, и пошел, пошел, не побежал.
- Этого, этого! - крикнул Виктор. Рабочий ускорил шаг. - Стой,сволочь! - Виктор бежал, сжав зубы. Двое городовых бросились следом.
- Держи!
Рабочий стал, обернулся.
- Чего надо? - крикнул зло.
Городовые кинулись. Рванули, с треском рвалась тужурка, - рабочийвырывался, хотел вывернуться из одежи. Виктор вцепился в блузу и тряс, трясрабочего, - у Виктора скривились губы, и слезы выступили на глазах, и онвсе тряс, тряс человека.
- Иди! Иди, сволочь, когда говорят! Когда говорят! - повторял Виктор.
- Да я... по своему делу... здесь живу... - говорил рабочий. -Обалдел, что ли?
- Когда говорят!.. когда говорят!.. - твердил, задыхаясь, Виктор итряс, что есть силы, закрутив блузу на кулак.
- В часть его прямо? - подбежал старший.
- В часть!.. когда говорят! - сказал, захлебнулся, Виктор.
Двое городовых за руки повели человека. Виктору хотелось догнать иударить его с размаху - ярость осталась в руке. Он побежал вдогонку, чтобчто-нибудь, чтоб хоть распорядиться. Крикнуть зло. И вдруг от домовотбежала женщина. Босая, выбежала на снег. Она вприпрыжку спешила помосткам за арестованным.
И Виктор услышал, как запавшим голосом приговаривала женщина:
- Ой, Филя, родненький! Ой, родненький же мой!
Виктор видел, как рабочий резко мотнул ей головой, и она стала наснегу.
Виктор поровнялся. Женщина не видала его, смотрела вслед городовым.
Виктор стоял секунду.
- Если не виновен, то ничего не будет, - сорвавшимся голосом сказалВиктор. - А что ж босиком...
Женщина глянула на него глазами во всю ширь - пустыми, сквозными.