Виктор Вавич - Страница 120
- Предыдущая
- 120 / 215
- Следующая
120
Он шагнул по комнате и без надобности крепко тер сухие рукиполотенцем.
- Убитые, убитые! - иронически басил Филипп. - Я вот пойду сейчас илитебя, скажем, понесет - и очень просто, что убьют. Вот и будут убитые, аэто что? Факт? Пойдет дурак вроде давешнего и давай орать: вооруженноевосстание! Трупы на улицах! Баррикады! Такому пулю в лоб. Провокатор женастоящий. А он просто дурак... и прохвост после этого.
Надя все глядела в пол. Молчала. Скрипнула стулом.
- Конечно, с револьвером против войск не пойдешь... - пустым голосомсказала Надя.
- Так вот нечего, нечего, - подскочил Филипп, - нечего языком бить. Иорать нечего!
- Я ж ничего и не говорю, - пожала Надя плечами.
- Ты не говоришь, другой не говорит, - кричал Филипп, - а выходит, чтовсе орут, дерут дураки глотку, и вся шушваль за ними: оружия!
- Ну а если солдаты... вон в Екатеринославе в воздух стреляли...
- А народ врассыпную? - Филипп присел и руки растопырил. - Да? Так начерта собачьего им в них стрелять, их хлопушкой распугаешь. В воздух! Атрупы? А трупы эти со страху поколели? Да?
Наденька подняла огонь в лампе. Огонь потрескивал, умирая.
- Я пойду! - сказала Надя и вздохнула. Она встала.
- Куда ты пойдешь? Видала? - и Филипп тыкал пальцем в часы, что виселинад кроватью. - Сдурела? Половина десятого. На! - И Филипп снял часы иподнес к погасающей лампе. - Во! Двадцать семь минут. Какая ходьба? Шабаш!Сиди до утра.
- Ну это мое дело. Чепуха, ну переночую в участке и все. - И Надярешительно пошла к двери.
- Да слушай, брось. Ей-богу! Валя! Товарищ! Да я силом должен тебя непустить. - И Филипп загородил дверь. - Давай сейчас лампу нальем, самоварвзгреем. Верно! И за мной чисто - никто сюда не придет. Брось ты, ей-богу!- и он тихонько толкал Надю в плечо назад.
Надя отдергивала плечо, отводила Филиппа рукой и двигалась к двери.
- Ладно мне трупы строить, - вдруг зло сказал Филипп и дернул Надю заплечо рывком, и она повернулась два раза в комнате и с размаху села накровать. Она подняла раскрытые глаза на Филиппа и приоткрыла рот, и вдругярое лицо Филиппа стало в мелких улыбках - все лицо бросилось улыбаться, иФилипп быстро сел рядом. - Наденька! Голубушка! Да не могу ж я этого! Немогу я терпеть этого! Господи Боже ты мой! Да нет. Не могу... чтоб в такойчас. Да ведь я ж отвечу за это! Наденька, на самом деле.
Лампа трескала последним трепетом огня и вздрагивали вспышки. Филиппто обнимал Надю сзади за плечи, то вдруг бросал руку. Он подскочил к лампе,поднял огонь и снова уселся рядом - Надя не успела привстать.
- Да побудь ты со мной! Что же я, как шельма какой, выходит, вучасток, что ли, от меня... так выходит? Не веришь, что ли, выходит?Выходит, я тебе верю во как! - И Филипп сжал Надину руку повыше кисти. Надязадохнулась, не крикнула. - А ты мне, значит, никак. Наденька! Слышь,Наденька, - и он крепко тряс ее за плечо. - Надюшка, да скажи ты мне: вотпобеги ты, Филька, сейчас через весь город и принеси мне... с дорогикамушек, и я тебе побегу, босой побегу, и через всех фараонов пробегу, исквозь черта-дьявола пройду. Хочешь, хоть сейчас? Пропади я пропадом! - ИФилипп отдернулся, будто встать. - И смотрю я на тебя, ей-богу, маешься,маешься, родная ты моя, за чего, за кого маешься? И чего тебе в самом,ей-богу, деле, чего тебе! И куда тебе идти? Сымай ты салоп этот, ну его кчерту, - и Филипп в полутьме рвал пуговки с петель на Наденькиной застежке.Он почти сдернул его с плеч, вскочил волчком. - Я сейчас лампу на щупналью. Один момент... Момент единственный... - и Филипп звякал жестянкой,присев в углу с лампой. - Эх, Наденька ты моя! - вполголоса говорил Филипп;уж лампа горела у него в руках. - Эх, вот она: раз и два, - и он обтерлампу и уж брякал умывальником в углу у двери. - Да скидай ты салоп этот.
Наденька все недвижно сидела и следила глазами, как во сне: и видела,как чудом завертелся человек и как само все стало делаться, что он нитронет, и не понимала слов, которые он говорил.
- Давай его сюда,- говорил, как катал слова, Филипп, и салоп уж виселна гвозде. - Сейчас самовар греть будем. - И он выкатился в коридор, и вотон уж с самоваром и гребет кошачьей хваткой красные уголья из печки. -Давай, Надюшка, конфорку, давай веселей, вона на столе! Эх, мать моя! -Филипп дернул вьюшку в печке, ткнул трубу самоварную, прижал дверкой. -Чудо-дело у нас, во как! А чего у меня есть! Знаешь? - и Филипп смеялсяглазами в Надины глаза, и Наде казалось - шевелится и вертит все у него взрачках: плутовство детское. - А во всем городе хлеба корки нет? Да? Аэвона что! - и сдобную булку выхватил из-за спины Филька. - Откеда? А вот иоткеда! Бери чашки, ставь - вон на полке.
И Надя подошла к полке и стала брать чашки - они были как новые илегкие, как бумажки, и глянули синими невиданными цветами и звякали внятно,как говорили. А Филипп дул в самовар как машина, и с треском сыпались искрыиз-под спуда. Проворной рукой шарил в печке и голой рукой хватал яркиеуголья.
- Вот оно, как наши-то, саратовские, вона-вона! - кидал уголь Филька.- Хлеб-то режь, ты хозяйствуй, тамо на полке нож и весь инструмент.
Наденька взяла нож как свой, будто сейчас его опознала.
Анна Григорьевна стукнула в дверь.
- Андрей, не спишь?
- Кто? Кто? Войдите, входи, - торопливым голосом отозвался АндрейСтепанович.
Анна Григорьевна тихонько открыла дверь. Муж стоял на столе, другаянога была на подоконнике. Он сморщил серьезную мину и замахал рукой.
- Предыдущая
- 120 / 215
- Следующая