Виктор Вавич - Страница 13

полу. Ему казалось, что весь кисейный берег шатается в такт вальсу.Покачивается и знакомая барышня. Но Санька не дошел до бальной барышни. Онзаметил, что дирижер уж открыл бал и скользил с короткой полной дамой,почтительно над ней согнувшись. Вот еще пошли три пары, и Санька знал, чтосейчас встрепенется весь зал и пойдет толчея, давка. А Саньке хотелось хотьодин тур проплыть по свободному чистому кругу.

Барышня, почти девочка, белокурая, сидит, смотрит в туфли. Санькаостановился и шаркнул барышне. Она встала, все еще не поднимая глаз, иположила Саньке на плечо руку. Осторожно белую перчатку на зеленый сюртук.Санька взял темп, и барышня легко пошла.

Чуть сбивчиво она ходила вокруг своего кавалера. Это не была пара: этодвое танцевали рядом. Санька плотнее обхватил зыбкую талию, привлек ближе.Он сильно и верно поворачивал свою даму, и они оба больше и больше входилив мотив, вертясь, теряли пространство, как будто в путь, в долгий исладостный путь понес свою барышню Санька. Он чувствовал, как доверчивейопирается на плечо рука в белой перчатке, как будто он переводил ее черезопасный брод. Талия мягче и вол ьней легла на его руку, - она доверяласьпосле первого знакомства.

Музыканты играли второе колено, и вальс энергично, ударами грянул:трубами, звоном. Санька круче, с порывом стал поворачивать свою даму, аона, слегка закинув голову, отдалась порыву.

Полуоткрытыми глазами, туманными, пьяными, глянула она на Саньку.

Теперь они были одни в зале - Санька не видел взволнованных берегов,не видел, как уж весь зал поднялся и закружился. Санька наклонился к своейдаме, волосы слегка щекотали его щеку. Он не видел, а чувствовал, какналетали соседние пары, и ловко уворачивал от толчков свою даму, подставляяспину. Она теперь была его - он ближе ее прижал, и она покорно отдалась.

Они шли уже второй тур. Она теперь совсем открыла глаза, и Саньказаметил, что она внимательно на него взглянула, как будто сейчас толькоувидала его, какой он. Они ровно, не замечая своих движений, работалиногами, как будто ехали на четвероногом экипаже, близко обнявшись. Онипривыкли друг к другу - спокойно и верно, как будто прожито полжизни.Попробовал снова привлечь ее, он ускорил движение, и она поддалась, - какподдаются привычке, воспоминанию. Санька поглядел вокруг - далеко ли ееместо, где она рядом с мамашей оставила веер на стуле.

Надо было кончать весь этот роман в два тура, и он мерил глазамирасстояние. Теперь было все равно, пусть даже заговорит, и, чтоб скоротатьвремя, неловкое, скучное время (как с толстой дамой на извозчике), Санькаспросил:

- Почему вы серег не носите? Вам бы так шло.

При первом звуке его голоса она насторожилась, но, выслушав вопрос,отвернулась в сторону, ища свое место.

- Merci! - сказала она и, слегка пошатываясь от кружения, села на свойстул. На Санькин поклон закивала мамаша тройным подбородком: переливалисьжирные складки.

"Не то, - думал Санька, лавируя к дверям. - То должно пронзить:пронзить сладко и смертельно".

Алешка

САНЬКА хотел еще затянуться два раза и бросить папиросу. В это времяна площадку лестницы вышел молодой человек в штатском сюртуке, с рукой начерной перевязи, с прыщавым лицом.

- А, Тиктин! Пляшете на радость самарским голодающим? - Он сощурилглазки и скривил толстые губы.

Санька злобно глянул, швырнул в угол папиросу, шагнул к двери.

- Нет, почему же? - продолжал молодой человек и сделал сразу серьезноеи умное лицо. - Просто приятно. Я смотрел: с барышнями... И они плечикамитак вот. - И он показал, как поворачивают плечиками, и снова сощурилглазки.

- Ну и ладно, - сказал Санька, - какого вы черта, Башкин...

Санька хотел придумать что-нибудь едкое. Не находил и злился. А Башкинзаговорил нарочито громко, обиженным бабьим голосом:

- Я сам танцую: отчего же? Это даже гигиенично! Ей-богу! У меня воттолько рука, - и он мотнул рукой вперед.

Санька видел, что Башкину очень хочется, чтобы его спросили про руку,и нарочито не спрашивал.

В это время вальс замедлился и оборвался. Стала слышней толпа.Захлопали двери. На лестницу стали выходить кавалеры, красные, потные,обмахиваясь платками, закуривали.

Башкин оперся о балюстраду, неестественно, неуклюже: все вы тутфранты, а я вот какой, нарочито такой, и вот с рукой. К нему подходили, онздоровался левой рукой.

- Что это с вами?

И Санька слышал, как Башкин рассказывал случай: бойко, литературно.

Случай состоял в том, что Башкин вовсе не ухаживал за дамой заодной... Ну, и муж чего-то приревновал. Муж толстый, выписывает "Ниву" ииграет в шахматы... Почему ж не играть в шахматы? Башкин совсем не противтого. Все люди, которые выписывают "Ниву", непременно играют в шашки или вшахматы...

Его не дослушивали, и подходили другие. Санька слышал, как случайразрастался. За дамой ухаживал не Башкин, а другой, такого же роста и тожерука на перевязи... То есть у этого господина теперь тоже рука на перевязи.Только не правая, а левая. И перевязь коричневая. Даже скорей желтоватая.

Он оглянулся на Саньку и наскоро сделал хитрое лицо, даже чутьподмигнул.

В это время оркестр из зала грянул pas de quatre, и толпа сталатискаться к двери.

- Это я нарочно. Ей-богу, интересно, как кто реагирует. Я потомзаписываю. У меня уже целая статистика. Заходите как-нибудь... Нет, насамом деле! - И он опять сделал умное лицо. - Идите, идите вперед, мне срукой нельзя. Вот спасибо, вы меня защищаете! Какой вы хороший! Нет,