Виктор Вавич - Страница 134

134

- В половине даже десятого. - Ему не хотелось оставлять веселый стол ичашки радостные, и Надя вдруг уйдет.

- Не уходи без меня-то!

Филипп быстро влез в тужурку, шлепнул на голову кепку. Он вышел вкоридор. Но вдруг вернулся, обнял со всей силы Наденьку, поцеловал в губы иметнулся к двери.

Наденька осталась одна. Самовар все еще кипел и бурлил. Надя переселана кровать и прилегла щекой к подушке. И мысли клубами вставали, стоялиминутку и новые, новые наносились на их место, и все пошло цветным кружевомв голове, а в плечах осталось Филькино объятие: твердое, сильное до боли.Отец, Анна Григорьевна маленькими проплыли в мыслях, они копошились где-то,как будто с большого верха глядела на них Надя. Даже ненастоящие какие-то.

А с этим, что вот здесь, - и Надя взглядом своим охватила залпом всюкомнату, все Филины мелочи, - с этим оторваться и плыть, плыть, как наострове... и делать. И Надя села прямо и расправила плечи. Босые шагиподошли к двери и стали.

- Войдите, войдите! - сказала Надя новым своим голосом: твердым,убедительным.

Аннушка вошла. Она глянула на Надю и опустила глаза.

- Самовар взять, мне-то напиться, - шептала Аннушка.

- А вы садитесь, пейте. Пожалуйста. - Наденька встала. - Очень прошувас. Да садитесь же!

Аннушка села на край стула. Подняла на миг глаза, глянула на Наденькуметким взглядом, как будто дорогу запомнить, снова стала глядеть в босыеноги.

Наденька сполоснула чашку и налила.

- Пожалуйста. Вот сахар.

Аннушка встала и пошла прямо к двери. Она не успела на ходу закрытьдверь. Наденька слышала, как Аннушка сделала по коридору два быстрых шага ипобежала.

Она еле донесла смех, прыскала им на бегу и фыркнула в кухне во всюмочь. Надя слышала, как рвал ее смех, как она затыкалась, должно быть, вподушку.

Даль

- ВИТЯ! Витя! - только успела крикнуть Груня и обхватила прямо вдверях Вавича за голову, и фуражка сбилась и покатилась. Виктор не успел илицо ее разглядеть, она гнула, тянула его голову к себе, прижать поскорее.Совсем обцепила голову и волокла его в комнаты, как был в шинели, и онсбивчиво шагал, боялся отдавить ей ноги.

- Правда? Правда это... что говорят? - шептала Груня. И она не давалаему ответить, целовала в губы.

- Да все слава Богу, - кое-как сказал Виктор. - Ну что же, нуничего...

- Это правда, - говорила Груня, - двоих убили, - и слезы увидалВиктор, крупные слезы в крупных глазах. Груня глядела Виктору в лицо: -Правда?

- Городовых, городовых, - убедительно повторял Виктор. - постовыхгородовых.

Груня будто не слышала, она всматривалась, будто искала что у Викторав лице тревожными глазами, а он повторял с упрямой болью:

- Городовых, двух городовых.

- Витенька! - вдруг крикнула Груня голосом изнутри, и Викторвздрогнул. И вдруг бросилась щекой на мокрую шинель, обцепила за плечируками, и Виктору вспомнился голос в часовне: "Матюша!"

- Да что ты, что ты, - отрывал Груню Виктор. - Грунечка! Да что ты?Это угомонится все мерами. Меры же принимаются. Войска же есть!

Груня тихо плакала, налегая головой Виктору на грудь. Фроська нацыпочках прошла по коридору. Груня отдернула голову, быстро рукавомсмахнула слезы.

- Подавать, подавать! - говорила Груня на ходу. - Да, да, сейчас.

Виктор кинул портфель, бросился раздеваться. Кое-как срывал петли спуговок.

- Очень торжественно, - говорил Виктор в кухне и плескал себе в лицостуденой водой, тер водой, ерошил волосы, - замечательно, что все были, иполицмейстер с полицмейстер-шей... собирали... лист... и я тоже записал...пенсию назначат, это само собой. Поймали этих двух, - говорил Виктор, аГруня подавала полотенце и все глядела в лицо, будто не слышала, чтоговорит Виктор, - одного при поимке ранили... - и Виктору преградил словаГрунин взгляд.

- Я слушаю, слушаю, - заговорила Груня, - ранили.

- Поймали, одним словом, - Виктор передал полотенце и отвернулся.

"Про другое надо говорить, - думал Виктор, переодеваясь, - про что быэто? Веселое что-нибудь..."

На столе стояли закуски, графинчик, Груня сняла покрывальце скофейника.

- Да! - сказал Виктор и сел в свое кресло. - Письмо от твоего старикабыло. Он ушел с этой службы. Противно, понимаешь, говорит. Надоело, чтоли...

- Ну-ну! - Груня чуть не пролила на скатерть. - Ну, и что?

- Враги, говорит, завелись, ну и бросил к шутам. Да верно - незавиднаядолжность, городишко - переплюнуть весь.

- Ну, и что? - Груня поставила кофейник и во все глаза уставилась наВиктора. - Где письмо-то?

- Да забыл, понимаешь, в участке, - соврал Виктор и покраснел, сталнамазывать масло поверх бутерброда с икрой, заметил и быстро сложил еговдвое.

- Дай письмо! Поищи! - говорила, запыхавшись, Груня. - В шинели, можетбыть, - и она двинулась из-за стола. Виктор вскочил, быстро вошел в сени,топтался у вешалки и вынимал из портфеля письмо. Большая карточка глянулаглазами из полутьмы портфеля.

- Нашел! - крикнул Виктор и осторожно спустил портфель на пол. - Чертменя дернул, - ворчал шепотом Виктор. Он поднял портфель и твердым шагомвошел и, нахмурясь, подал Груне конверт. - Вот, читай сама, пожалуйста.

Груня проворными пальцами достала письмо. Чашка кофе без молокахмурилась паром, Виктор жевал бутерброды с силой, будто сухари.

- Ничего, ничего, - вздохнула Груня и замахала в воздухе письмом, какбудто чтоб остудить, - ничего, мы ему здесь место найдем. Да, Витя?

И Груня первый раз улыбнулась. Заулыбался и Вавич, будто проснулся - исолнце в окно.

- Ты знаешь, - начала Груня. - Нет, нет, я сама. Я уж знаю. Ох, что ж

134