И Груня весело трясла головой.
- Да-да-да!
Замолчала, остановилась голова. Стало тихо, и в кухне ни звука. Грунянавела остолбенелые глаза на Виктора, Виктор с испугом глядел на нее. Грунявдруг встала, рванулась к нему, потянула скатерть, с лязгом упал ножик.Груня схватила Виктора за оба уха, сильно, больно, и прижалась губами кпереносице.
- Ух, не смей, не смей! - шепнула Груня. - Витя, Витька, не надо! - иопять до зубов прижала губы. Села на место, тяжело дышала. Смотрела мимоВиктора в стену.
Виктор старался улыбнуться, растянул было губы и тут заметил, чтоГруня шепчет что-то без звука.
Виктор поправил скатерть, взял свою чашку.
- Да! Понимаешь, - начал Виктор, - эти-то наши, как их, почтовые-то!
Груня перевела раскрытые глаза на Виктора.
- Почтовики-то наши, эти два. - Груня кивнула головой. - Прохожу поСадовой, они в кучке у почтамта. Я на них гляжу и
уж руку занес для приветствия - отворачиваются, сукины дети. Оба. Аясно, что видят. Понимаешь?
- Понимаю, - кивнула Груня и все так же настороженно глядела наВиктора.
- Забастовщики! - наладил голос Виктор и поглубже сел в кресло. -Стыдятся с квартальным, значит... а водку жрать, так первейшие гости,выходит, - зло улыбнулся Виктор, - анекдотцы! Самые...
- Витенька, я беременна, - сказала Груня, и первый раз Виктор увидалее глаза, увидал, что там, за радостью - жаркая темнота и дали конца нет.Ничего, кроме отверстой дали, не видал Виктор в тот миг. Закаменел намгновение. И вдруг весь покраснел, зашарил рукой по столу, нашел Грунинуруку, притянул к губам, прижался щекой. Рука была, как неживая, тяжелая, ион чувствовал Грунин взгляд на своем затылке. Он еще, еще целовал Грунинуруку и вдруг почувствовал, что миг прошел, и глянул мокрыми глазами наГруню. В глазах уж блеск закрыл даль. Груня нагнулась за ножиком.
- Давно? - шепотом спросил Виктор и кинулся подымать ножик.
ТАНЯ видала этот цвет в витрине. Цвет этот сам глянул на нее так ярко,как будто он нарочно притаился среди набросанных, развешанных складок,притаился и ждал ее, прищурясь, увидал и так глянул в глаза, что сердцезабилось. Он, он, ее цвет, его раз, один раз можно надеть, решительный раз.
Раз и навсегда, навеки! Она с волнением думала об этом куске шелка -он ляжет воротником вокруг ее шеи, спустится на нет острыми отворотами повырезу на груди. Она зашла тогда в магазин, держала в руках и не решиласьподнести к лицу и взглянуть в зеркало. Да и не надо было. Она знала, чтоэто он. Этим нельзя шутить при продавцах в магазине. Она взяла ненужнуютесьму - два аршина. Теперь она шла, торопилась к тому магазину, где в окнележал он. Он был коричневый, гладкий, с огнем где-то внутри. И Таня знала,что если им обвить лицо, то невидимо для всех выступит то, что она в себезнала. Она боялась, что уже разобрали, и хмурилась и отмахивала головой этудосаду. Она не садилась в конку, знала - не усидит. Свободного извозчикавзяли за десять шагов перед ней. Таня торопилась, боялась встреч.
Вот, вот она, витрина! И цвет вспыхнул еще жарче. Таня вошла вутренний пустой магазин. Приказчики бросили разговор, уперлись ладонями вприлавок и наклонились вперед. Но сам хозяин, в широком пиджаке, с пенснена кончике носа, отошел от конторки:
- Желаю здоровья! - мягкая седина кивнула на голове и откинулась.
- Шелку нет ли у вас какого-нибудь? Коричневого, что ли? - сказалаТаня и почувствовала, что покраснела.
Два приказчика сразу сняли по куску с полки и подбрасывали на руке,разматывали волны на прилавок.
- В таком роде? - хозяин учтиво вглядывался, подымая шелк тугимвеером.
Таня делала вид, что приглядывается, щурилась.
- Не-ет. Нет!
А цвет глядел уж с полки, жадно ждал. "Ну-ну!" - казалось, шепталнетерпеливо.
- Вон тот покажите, - и Таня ткнула вверх пальцем. - Да нет, нет!Правей! - почти крикнула она на приказчика. А он, обернувшись к ней, хваталвсе не то.
- Вот, вот! - Таня запыхалась. Но цвет был уже на прилавке испокойными волнами перекрывал победно все эти тряпки. Он уж не гляделтеперь на Таню, а расстилался, глядел в потолок. Хозяин не гарнировал егоскладками для показа, хозяин поверх пенсне смотрел на Танино напряженноелицо. Приказчики осторожно поворачивали рулон.
- Отмерим? - через минуту сказал хозяин, сказал мягко, проникновенно,как будто знал, что творится важное. - На блузку желательно? - шепотом,сочувственным и таинственным, спросил старик.
Нужно было всего пол-аршина, но стыдно вдруг стало всего этоговолнения и этих трех человек и старика - и вдруг пол-аршина!
- Три аршина, пожалуйста.
Приказчик подал хозяину аршин. Таня заплатила, не торгуясь. Она зажалапод мышкой мягкий пакет и вышла из магазина.
Прохожие кучками читали какие-то афиши на стенах. Два казака шагомехали по мостовой. Двое студентов спешной походкой обогнали Таню, онигромко говорили на гортанном языке, один в папахе. "Непременно оглянется,что в папахе".
Студент оглянулся, не переставая что-то кричать соседу. Таняотвернулась и увидела свою фигуру в стекле витрины, отвела глаза и сейчасже чуть поправила шляпу.
Портнихе надо всего пол-аршина, прицепится, зачем три? Сначала домой иотрезать, решила Таня и ускорила шаги. Она заметила вдруг, что все людиидут в одну сторону, с ней по дороге, и все осторожно глядят вперед инаправо. Некоторые не доходят, мямлят ногами и останавливаются наприступках парадных дверей, и Таня расслышала среди говора улицы ровное