- Назад! Назад, говорят! Налево сворачивай!
Околоточный метался по обочине панели. Он почти толкнул Таню и,толчком повернув прохожего, ринулся вперед. Он размахивал свистком нацепочке. Черная цепь городовых спинами спирала прохожих к домам. Танявзошла на крыльцо, какой-то господин споткнулся, потерял на ступенькахпенсне, но его затолкали. Тане теперь видна была за казаками толпастудентов, фуражки с синими околышами. Их было много. Таня никогда недумала, что столько студентов. Они заполняли весь квартал перед длиннымуниверситетским фасадом. Серо-желтый фасад смотрел неприветливо, будтопризакрыв глаза, и, как прямой старческий рот, шел вдоль длинный балкон сжидкой решеткой.
Таня стояла с кучкой людей на маленьком крылечке без перил, онанеровно, сдавленно дышала, как соседи, и не отрывала глаз от толпы.
- Вон, вон, с черными усами... пристав Московского... Московскогоучастка... на коне нынче...
- Помощник это, не пристав, - поправил кто-то совсем похолодевшимголосом.
Вдруг высокие сухие двери на балконе раскрылись. Они упирались и потомсразу отлетели, распахнулись, на балкон вышел студент в шинели. Онраскрывал рот, но ничего не было слышно за плещущим гулом толпы. И вдругвсе обернули головы - сразу черным стало лицо толпы. Все замолкло. Секундуслышно было, как скреблись подковы лошадей о мостовую.
- Товарищи! - крикнул студент звонким тенором. Жутким ветерком дунулона Таню от этого голоса с высоты. - Товарищи! - повторил студент. - Сегоднявся трудовая Россия... рабочие фабрик, все железные дороги, весь народ...один человек... - ловила ухом Таня и услышала гортанный кавказский акцент,и от этого резче показались слова, и голос резал головы, вправо и влевоповорачивался студент, - как один человек встал... царя и его холопов.Товарищи! Близок час... - Оратор вскинул голову, чтоб набрать воздуху, и вэту минуту крутой голос сказал над толпой:
- Довольно играться! В плети! - И помощник пристава поднял руку -белую перчатку.
Таня видела, как раскрывал еще рот студент на балконе, и вдругнеистовый вой толпы рванул улицу. Таня видела, как подняли казаки руки, какзамахали нагайками, как будто стервенил их этот неистовый рев толпы, какбудто голос этот забить, затоптать спешили казаки. Таню как силой поднялэтот крик, ураган воплей, она метнулась с крыльца - туда! туда! во всюсилу! Но соседи хватали ее, она рвалась. Тот господин, что потерял пенсне,уже втолкнул ее в парадное, захлопнул дверь, загородил собою, а Таня билапо стеклу двери ридикюлем, кулаком и из разбитого стекла с новой силойрванул неистовый звук, - он рвал Таню, и она дергала, и била человека, а онзакрылся рукавом и не пускал к двери. И вдруг на дверь наперли с тойстороны. Толпа прохожих опрометью ринулась в двери, они неслись потоком,давили друг друга и неслись дальше, вверх по парадной лестнице, они утянулиТаню на второй этаж, и Таня слышала дрожащие голоса вокруг себя: стрельба,стрельба сейчас будет. Что-то раскатом грохнуло на улице - все трепетнопримолкли. Но новый раскат ясно обозначил: срыву дергали вниз магазинныешторы. Кто-то пробежал внизу, и замок защелкал - запирали парадное. Таня вслезах вертела головой, спертая с боков, и сквозь зубы говорила одно:
- Пустите, пустите!
Пронзительный полицейский свисток вонзился и засверлил у самых дверей:стой! - и звонкий топот лошади. Свисток прерывчато зачиркал дальше.Лестница вздохнула. Где-то вверху приотворили дверь. Все головы поднялись.Но дверь хлопнула с силой и громко отдался торопливый ключ: раз и два!
В Танечке стоял дикий звук, и она не знала, что уж на улице тихо, какночью.
- Нельзя, нель-зя! Невозможно! - Таня шла, почти бежала по тротуару,говорила эти слова и с силой трясла головой Ничего не видела, и ноги саминесли по панели. - Стоят, стоят, черти, смотрят... бегут! - и Таня насекунду скашивала на прохожих, ненавистных, ярые глаза и снова тряслаголовой. Она вбежала по лестнице Тиктиных и опомнилась только у двери ивдруг с силой прерывисто стала тыкать кнопку звонка. Дверь отворила Дуняша.Танечка чуть не сбила Дуню с ног, толкнула в сторону пустое кресло - онавидела испуганное лицо Анны Григорьевны. Анна Григорьевна полуоткрыла рот,как будто чтоб вдохнуть удар.
- Это нельзя, немыслимо! - шептала Таня, и губы бились, сбивали слова.Она прошла, как была, не раздеваясь, в гостиную, прошла взад и вперед поковру - Анна Григорьевна смотрела на нее изломанными бровями.
Таня с размаху села в угол дивана, сжала щеки руками.
- Голубушка, что? Что? - старуха стала на колени, старалась заглянутьей в лицо. - Что, что, милая?
Таня трясла головой и еще сильней сжала руками лицо.
- С Надей нашей? У вас она? Надя?
Танечка вдруг оторвала руки от лица, выпрямилась в углу дивана, и АннаГригорьевна увидала злые, яростные, ненавидящие глаза и увидала кровавыеполосы на щеках, что остались от рук.
Анне Григорьевне казалось, что сейчас, сейчас Таня плюнет, плюнет так,что убьет. Ждала мгновения, как выстрела, не отрывала взгляда от глаз.
- К чер... - Таня не договорила и повернулась всем корпусом в уголдивана, вдавила голову в широкую спинку. Анна Григорьевна увидала, что