Виктор Вавич - Страница 16

- Всех бы в клочья разорвал, - сказал Алешка. Нахмурил брови. Санька вответ тоже насупился и теперь отвел глаза и сердито глядел в пол.

- А теперь в участке сапогами рожу в котлету, и будут за руки держатьи бить по морде чем попало. В раж войдут, сволочи, - им морды судорогой отудовольствия сводит. Всласть.

Саньке показалось, будто укорил его в чем-то Подгорный. И неприятнобыло, что не сказал сразу, что бы он сделал. Санька вспомнил все умныеразговоры в кабинете у Андрея Степаныча и попробовал сказать.

- Не сразу это... Рост общественности... Организация, пропагандасреди... - почувствовал, что не то говорит, и осекся.

- Да нет, - громко, почти криком, перебил Алешка, - да т�� вотпредставь, что тебя вот только за эти ворота заведут, - и он тыкал, какдолбил в воздух, пальцем, - и там будут тебя корежить, - ты что? Да брось!Ты будешь думать: чего они, сволочи, те, что на воле, смотрят, ждут, невыручают. Ты нас всех клясть будешь, как мразь, как трусов, как рваньпоследнюю. И будешь думать: "Ух, когда б я на воле был, я б глазавытаращил, зверем бы кинулся...". А все вот, как твой Башкин, смотрят и проподушку думают... или... второго пришествия ждут. Я б его туда кинул,городовым в лапы...

Алешка перевел дух и вдруг конфузливо улыбнулся. Схватился и опрокинулпустой стакан в рот.

Санька смотрел на него и думал: "А отец исправник".

Алешка поймал Санькин взгляд и понял.

- Отец тоже сволочь хорошая, все равно... Ну, черт со всем, давайспать. Я раздеваться не буду.

Ручка

АЛЕШКА спал на диване навзничь, свесив руку на пол. Санька подставилстул и бережно уложил грузную руку.

- Очень, очень может быть, - пробормотал во сне Алешка. И улыбнулся совкусом. Подгорный спал, отдавшись, доверившись сну, как спят в полдень втени под деревом косари.

"С толком спит", - подумал Санька.

Где-то далеко звучала еще в голове бальная музыка, ударяла настойчивымтемпом, топала. Алешка, Башкин. Главное, Башкин. Башкин не выходил изголовы, и все представлялось, как там, в переулке, он нелепо выворачивал,вертел рукой, как будто старался вывихнуть, и тут же где-то поссорилисьдети с большими красными глазами - голые, как в бане, и на деревяннойлавке. Дети тоже выворачивали тонкими белыми ручонками и шевелилипальчиками. И все смотрели снизу вверх удивленными глазами. А отецразбивает голову о кирпич тут же рядом и все разбить не может. А дети невидят и неустанно шевелят пальчиками.

Санька дернулся на стуле, стряхнул сон. В столовой спокойным басомчасы пробили шесть. Санька закурил, глянул на Алешку: на белой рубахерезким квадратом чернела револьверная ручка. Санька представил, как Алешкакрепко в руке сожмет эту ручку и будет тыкать, тыкать пулями, как он давечатыкал пальцем в воздух остервенелой рукой. Вот наступают, толпой наваливаютчерные шинели, а он... И Санька представлял себе, как Алешка один стоит, испирало дух, дышал часто. Вот схватят, топчут каблуками... У Саньки рукидергались, расширялись глаза, сжимались зубы. Потом отходило. Теперь он ужевидел, что не Алешку, а его, Саньку, обступили, и уже морды у городовыхсводит судорогой, сейчас в зубы... держат за руки... Санька поводилплечами, отмахивался головой. И прошипел вслух:

- Сволочи!

Санька встал. Ему хотелось вытянуть у Алешки из-за пояса браунинг ихоть подержать, зажать в руке черную рукоятку. Он сдавил в руке холодноестеклянное пресс-папье, сдавил так, что полосы остались на руке.

Далеко в кухне осторожно щелкнула дверь: Марфа с базара. Санькаперевел забившийся дух и зашагал по ковру.

Зубы

БАШКИН шлепал по лужам без разбора, спешил скорей отойти от приятелей.Ему нравилось, как он здорово кончил, и теперь боялся, чтоб не крикнуличего вдогонку. Он завернул за первый же угол.

Люди с правами его злили - за собой он не чувствовал этих прав. Онсбавил ход и сказал вслух:

- Обыкновенное туполюбие. Раздутая в чванство бездарность.Без-дар-ность, - крикнул Башкин громко, на всю улицу. - Цельная натура, -злился Башкин, - баран с крепким лбом, который долбит встречных, заборы,фонарные столбы, - для таких все удивительно ясно!

Башкин думал словами, как будто он произносил речь перед толпой ихотел доказать этой толпе, что цельные натуры - это идиоты, в том числеэтот здоровый дылда, что собирался ему дать по морде. И пусть, пожалуйста,не хвастает своей цельностью. Цельней осла все равно не будут.

- Идиоты, форменные идиоты, - говорил Башкин вслух. Он старалсяговорить спокойно и веско. Примерил баском и завернул кругло "о".

- Идиоты! о-оты!

Через минуту Башкин уже думал, что этот студент не посмел бы и думатьдать в морду, если бы он, Башкин, был бы атлет. Мускулы шарами, как арбузы,в рукавах перекатываются. Надо заниматься гимнастикой.

Башкин остановился и выкинул руки в стороны, как делал это нагимнастике в училище.

- Раз-два. Вперед, в стороны... Завтра куплю гири и начну. , Он сновапошел, размеренно и широко шагая. Он чувствовал, что устал от бессоннойночи. "Нет, не надо гирь, - думал Башкин, - просто: говорить всем, что онзанимается гимнастикой и выжимает два пуда".

У ворот он нащупал в кармане гривенник и коротко ткнул в звонок.Пришлось ткнуть еще и еще.

"Обозлится дворник, обозлится, - думал Башкин. - Но мог же я в самомделе быть занят ночью важным делом. Мог дежурить у больного: до дворниковли? Тоже, скажите". И вслух сказал:

- Скажите, пожалуйста.

Башкин поднял голову и выпятил грудь. Во дворе резко хлопнула дверь и