Виктор Вавич - Страница 26

терпеть, а я об тебе. Не езжай, Витя, милый ты мой, оставайся с нами. А нехочешь, разводи что-нибудь. Вот травы, говорят, лекарственные, или воткроликов, может быть. Вы бы с Таинькой. Не могу, Витя! не могу я так. А тохочешь, я дом продам, и ты что-нибудь устроишь. Мы с Таинькой на всесогласны. Не уходи, милый мой.

Твой отец Вс. Вавич" - расчеркнулся по привычке и набрызгал пером.

Всеволод Иваныч заклеил конверт, вздохнул и при тухнущей лампе, елеразбирая буквы, написал:

"Виктору".

Положил перо. Но снова клюнул в чернильницу и приписал:

"Всеволодовичу Вавичу".

Хотелось еще украсить и укрепить конверт. Он уже почти вслепуюприписал внизу

"От В. Вавича".

Осторожно повернул ключ в дверях, прокрался в носках по скрипучимночным половицам к сыну в комнату и положил на середину стола.

Вприкуску

НАДЕНЬКА раньше, когда произносила слово "рабочие", всегда делалапосле этого слова легкую паузу, как бы вздох. И рабочие ей по всемразговорам и книжкам представлялись вроде тех, которые бывали на барельефахнемецких художников - с умными, сосредоточенными, напряженными лицами, всепо пояс голые, с тачками. Или с молотом на плече и гордой осанкой, сзаграничным лицом. Она никак не могла думать, что те водопроводчики,которые чинили трубы в кухне, и есть рабочие. А если б ей и сказали это,она подумала бы: "Да, но не настоящие".

Ей представлялось, что она стоит перед ними, - они все сидят наскамьях рядами и с воспаленной надеждой глядят на нее. А она говорит,говорит, и лица загораются больше и больше, она как героиня, как Жаннад'Арк, и потом...она ведет их... она идет с ними в бой на баррикады, на"святой и правый бой".

Или вот еще: ее арестовывают, она дает всем уйти, она остается, пустьее хватают - она отдает себя. И вот она в цепях, но она смотрит "гордо исмело". И ей хотелось, чтоб ее арестовали. Ее допрашивают, а она, поднявголову, отвечает:

"Да. Я это делала и буду делать, что бы вы со мной ни творили и чем быни грозили".

И они испуганно смотрят на нее, смущенные и раздавленные, с уважением,с затаенным восторгом. Она чувствовала наедине, в мечтах, восхищенныевзгляды, как тогда, девочкой, когда умирала перед бабушкиным трюмо.

И теперь, когда она собиралась первый раз идти на кружок, Наденьканадела белый воротничок, белые отвороченные рукавчики. Пусть арестовывают,это будет оттенять ее: девушка и жандармы.

Когда она шла по пустырю за Васильевым, она забыла эти приготовления:она думала, как начать.

- Вы примечайте, как пройти, - сказал Наденьке Васильев, они шли поВторой Слободской. - А как вас называть надо?

- Валя.

Васильев шел теперь рядом, как кавалер, и распахнул перед Наденькойкалитку.

На дворе Аннушка возилась с самоваром, и красными зубами светилась надземлей решетка.

- Шевели, шевели, - буркнул Филипп сестре. В сенях слышно было, каккто-то подбирал на мандолине вальс, а молодой голос говорил:

- Не туда. Дай, дурак, я сейчас.

- О, уже собрались, - сказал Филипп. - Прямо, все прямо, - он обогналНаденьку и открыл дверь к себе.

В комнате было накурено дешевым табаком. Двое парнишек на кровати уВасильева вырывали друг у друга мандолину и хохотали. За столом сиделпожилой рабочий и внимательно рассматривал старый номер "Нивы". Двое другихкурили, клетчатая бумажка с шашками лежала перед ними на столе. Всеоглянулись на двери, на Наденьку.

- Вот, знакомьтесь, - сказал весело Филипп. - А что, Кузьма не будет?- И он наклонился к пожилому рабочему, зашептал. Парнишки бережно положилимандолину на комод, притихли. И через минуту оба фыркнули. Глянули наФилиппа и отвернулись друг от друга - их распирал смех.

Игроки сгребли шашки и уставились на Наденьку. Один из них,веснушчатый и рыжий, стал корявыми пальцами наспех застегивать воротрубахи, мигая на Наденьку, как спросонья.

Пожилой слабо и ласково улыбался, все кланяясь, сидя на стуле.

Наденька скинула свой маскарадный полу салоп, сбросила с головы чернуюмещанскую косынку. И по привычке поискала глазами зеркало. И вот вкоричневом шерстяном платье, с этими белыми манжетами, она вдруг предсталабарышней. Филипп искоса ударил глазом. Примерился, но стряхнулся и сказал:

- Стало быть, Кузьмы ждать не будем. А это, товарищи, будет товарищВаля, заместо Петра. А просто сказать, у нас поминки моего деда - мертвого,а барышня у нас - дрова он у них колол, - и вот уважить покойника.

Филипп прищурил глаза и улыбался во все стороны.

- Присаживайтесь! - сказал Филипп. Все как-то враз грохнули стульями,хотя места было много.

Наденька села, Филипп выскочил в двери, и слышно было, как он кричалво дворе:

- Ковыряйся ты скорей, христа-ради. Тя-мно! Дуре и днем потемки.

- О чем же мы сегодня будем беседовать? - сказала Наденька и перевеладух.

Все наклонились ближе. Скрипнули кроватью и парнишки.

- Я думаю рассказать вам о том, как правительство собирает с народаденьги, каким хитрым способом...

"Не очень ли глупо я говорю?" - подумала Наденька. Нахмурилась ипокраснела.

- Да, да, - ободрительно сказал пожилой.

- Вот вы курите, например.

Рыжий хмуро глянул на Наденьку, потом на форточку.

- Нет, не то что дым, а вы покупаете табак ..

В это время в двери влетел Филипп.

- Это про что, про что? - спросил он, запыхавшись.

- Да стой, тут уж есть речь, - отмахнул рукой пожилой.

- Или вот спички, - продолжала Наденька. - Вот дайте коробку спичек.

- А вот, пожалуйте, - молодой парнишка вскочил и совал коробочку из-за