Виктор Вавич - Страница 32

- Ну, вы здесь влюбляйтесь, - сказала Наденька, - а мне пора... - Онавстала и, заложив палец в книгу, пошла к себе в комнату.

Весы

САНЬКА Тиктин сидел в весовой комнате университетской лаборатории. Постенам - столы. Вделаны на крепких кронштейнах, на них химические весы встеклянных шкафчиках. Санька был один, было тихо и чисто. Весы напряженно,строго смотрели из-за стекла. Но это чужие весы, на них весят другие. Своивесы Санька знал и любил. Они ждали его. И когда Санька осторожно поднялшторку стекла и пустил весы качаться, весы приветливо заработали: а ну,давай. Медленно, спокойно заходила стрелка по графленой пластинке. И вСаньку вошло веселое спокойствие. Он осторожно клал пинцетом золоченыегирьки разновеса, весы ожили и старались. В этой комнате нельзя былокурить, была блестящая пустая чистота, и здесь говорили шепотом и осторожноходили. Санька уважал и любил весы. Он кончал анализ - три недели работы,три недели Санька фильтровал, сушил, нагревал, и это последнее определениеон подсчитает, и должно выйти сто процентов. Но Санька подсчитал наперед итеперь подкладывал гирьки, с опаской поглядывал, - не вышло бы больше,больше ста процентов. Немного меньше - не беда. Санька менял гирьки, - весыотвечали: то правей, то левей ходила стрелка. Теперь оставалось последнее:сажать на коромысло весов тонкую проволочку, осторожно, рычажком. Этупроволочную вилку Санька аккуратно пересаживал по делениям коромысла.Вот-вот уже в обе стороны ровно отходит стрелка. Через закрытую шторкуСанька следил за стрелкой. Он просчитал вес. Да, выходило сто два процента.Санька остановил весы.

Снова просчитал гири - сто два процента. Санька напрягся нутром, нотеми же спокойны-ми движениями опять пустил весы. Как медленный маятник,поползла стрелка влево и устало поплыла вправо. Весы как будто нахмурились.Они смотрели вбок, но не могли показать иначе.

Санька разгрузил весы. Аккуратно, напряженной рукой уложил разновес вбархатные гнезда коробки и ушел, не обернувшись на весы. Весы тоже неглядели на Саньку: некстати, правда, - уж не взыщите. Тиктин ушел вдаль покоридору и на подоконнике зло, поминутно слюня карандаш, стал занововычислять.

- Шестью семь ведь сорок два, - шептал Санька, - сорок два. Два пишу,- и обводил пятый раз двойку, с силой вдавливал карандаш, - итого сто два итри десятых процента. Вот сволочь какая! - И Санька снова на чистойстранице начинал счет сначала. Цифры выходили те же. Санька не досчитал,свернул тетрадь, сунул в карман. Навстречу семенил короткими ножкамистарик-профессор. Санька виновато и недружелюбно ему поклонился. А такойприветливый старичок. На лестнице Саньку остановил однокурсник. Студентэтот был в пенсне, высокий; на угловатой голове идеальной плоскостью стоялиежиком волосы. Как будто сверху еще что-то было, но это отпилили пилойровно, гладко. Студент зацепил палец за борт тужурки, тужурка былазастегнута на все пуговицы.

- Вам не встречалось в цейтшрифтах чего-нибудь о работах Иогансена покобальтиакам? - Студент очень умным взглядом смотрел на Саньку.

Санька знал, что студент нарочно так громко спрашивает Саньку об этихглухих частностях, нарочно солидно, на всю лестницу, и знал, что студентухочется, чтоб и Санька сделал умное лицо и важно промямлил бы что-нибудь,как будто вспоминая. Можно было бы и врать, лишь бы слышали кругом те, чтосновали по лестнице. На них студент недовольно косился - сквозь пенсне.

- Толкутся тут.

Саньке было противно. Скажите, приват-доцент какой! Но все это былогде-то и шло стороной, а в глазах мельтешили цифры, карандашные записи.

И вдруг Санька крикнул ему в наморщенные брови:

- А из двенадцати семь? Семь из двенадцати? Пять, а вовсе не шесть.

И Санька опрометью бросился прочь.

Ну, теперь другое же дело: девяносто девять и шесть! Санька помнил,что не положил пинцета в коробочку с разновесом. Он побежал в весовую.Укоризненно глянули весы. Санька истово запрятал пинцет, поставилкоробочку. В дверях он повернул назад и поправил коробочку. Санька гордопосмотрел на позеленевшие пуговки своей тужурки: эти зеленые отсероводорода пуговки говорили, что он химик. Саньке захотелось пойти кстаричку, к профессору. "Свинство какое, - думал Санька, - тряхнул я емуголовой, как бука какая. Приду и спрошу... ну, что-нибудь по делу. Можно лититровать? Нет, не титровать, а что-нибудь". Санька почти бежал попаркетному коридору в конец, к профессорской лаборатории.

Старик в холщовом халате стоял перед стеклянным вытяжным шкафом.Пробирки и колбочки в аккуратном порядке стояли на столике, покрытомфильтровальной бумагой. Чистая, чинная посуда важно поблескивала. В воздухестоял тонкий невнятный химический запах.

Санька влетел и стал на пороге.

Старик что-то кипятил в шкафу и, не отрываясь, приветливо закивалСаньке. Санька краснел и улыбался, он придерживал еще ручку двери:

- Скажите, Василий Васильевич... из двенадцати... то есть... девяностодевять и шесть хорошо?

- Если процентов,- смеялся профессор, глядя в шкаф, - то...

Но Санька, до ушей красный, уж дернул ручку.

Шинель он надевал, насвистывая, и все улыбался и, краснея, вспомнилстарика.

"Но, черт возьми, дело сделано, - и Санька чувствовал, что можнопобаловать себя. - Чего бы? Закатиться куда-нибудь. Заслужил".

Именинником вышел Санька на мелкий дождик, на слякоть. Прохожие шли,глядя под ноги, злой походкой, как в изгнание. Санька скакал через лужи,