Виктор Вавич - Страница 35

Официант что-то серьезно шептал ей в ухо. Мирская отмахивалась иболтала брильянтовыми сережками.

- В отдельный кабинет, господа студенты; неудобно так, знаете... -назидал официант.

- Позвольте, это ж безобразие, - офицер подступал к Саньке. -Па-аслуш-те. Вы отвечаете за вашу даму. Отввечаете? - Он был пьян икрасными выпученными глазами смотрел на Саньку, моргая бровями.

- Мне нельзя в скандал лезть, понимаешь? - шепнул Алешка на ухоСаньке.

Вдруг Мирская поднялась со стула.

- Офицюрус, молчи! Молчи, Ленька! Оставь! Знаешь? - и она закачалапальцем в воздухе. - Идем ко мне! - Она взяла Саньку под руку. И, заметивзадержку, самую неуловимую заминку (Санька потом долго это вспоминал),Мирская крикнула: - Ну, проводи, что ли, - она дернула Саньку вперед. Онипод руку пошли через зал. Офицер попятился к своему столу. Алешка осталсярасплачиваться по счету.

- Т�� не студент, ты дурак, - говорила Мирская в самое ухо Саньке,жарко дышала ртом, - и офицюрус дурак, а те... те сволочи... Сволочи! -крикнула Мирская так, что соседи оглянулись.

Мирская жила тут же в гостинице, и тут в вестибюле ждала еекомпаньонка, в ковровой шали, со злым напудренным лицом, с мушкой на щеке.Мирская остановилась в полутемном вестибюле, положила обе руки Саньке наплечи. Она раскачивала его и смотрела ему прямо в глаза пьяными,пристальными зрачками.

Санька насильно улыбался, он не знал, что делать со своим лицом, и всебольше и больше робел, но глядел, не отрываясь, как входил, пробивался внего взгляд пьяной женщины, а Мирская рвалась глазами дальше, до дна. ИСанька вдруг почувствовал, как укол, -дошла, и в тот же момент Мирскаясильно толкнула его, так что он едва не опрокинулся назад.

- Иди!

Компаньонка зло резанула глазами по Саньке и повела хозяйку по коврулестницы.

Мозуоли

САНЬКА выбежал из вестибюля - красный, ужаленный. Спешил скорей кАлешке. Официант сгружал посуду на поднос. Алешка поднялся навстречуСаньке.

- Идем, идем, - говорил Алешка, - или лучше я один пойду. Тут ведьшпиков тоже насажено. Здесь, понимаешь, не тронут, а дорогой. Ты иди...

- Нет, нет, вместе непременно. Ни за что, Алешенька, - говорил Санька,с жаром, с болью, чуть не плача. Алешка сверху глянул на него заботливо.

- Ну, пошли, пошли. У тебя есть на извозчика?

На улице уже дернуло первым морозцем, и лужи трещали и булькали подногами. У Саньки было в кармане двадцать рублей - те, что он отложил: долгпортному. Но теперь было важней всего забыть, залить рану.

- Гони прямо, - сказал он лихачу - одни лихачи и стояли глянцевымрядом вдоль освещенной панели.

Гордо зацокали подковы по мерзлым камням. Алешка оглядывался. Санькаерзал и жался к Подгорному.

- Сколько времени?

Было всего половина одиннадцатого.

- Куда-нибудь, куда хочешь, только бы выпить, выпить скорей, - просилСанька и ежился на морозном ветру, прятался за толстый зад кучера, он шаромвздувался перед носом седоков.

Они свернули в людную улицу, и Алешка дернул кучера за пояс:

- Стой!

Санька сунул трешку. Подгорный быстро шагал.

- Сейчас, сейчас. - Он рядил простого ваньку, - Санька не знал такихулиц.

На извозчике, под треск колес, Санька говорил:

- Положила руки и качает, и глядит, понимаешь, так глядит, дрянь...

Алешка кивал головой. Он не все слышал, но не переспрашивал.

- Нет... Хорошая баба, - говорил Санька, ободрившись.

- Да знаешь ты: заведись скандал с полицией, с околоточными, меня,брат, в участке б и оставили, - сказал Подгорный в ухо Саньке. - А не это,можно лихо было б этого офицюруса разыграть. Я ведь, знаешь, не отстану,раз уж такое дело...

- Да черт с ним... Не офицер меня... Э, все равно. Куда мы? Скорей бы!

Алешка привел Саньку в "Слон". "Слон" торговал до двенадцати. Быласуббота, и не только в пьяном низу, но и во втором этаже было полно народа.Слободка пропивала получку.

Около тихой "музыки" сидело двое почтовых чиновников, и один,маленький и бледный, сидя на стуле, прислонился ухом к ее полированнойстенке. Он обнял угол руками и, закрыв глаза, слушал. За шумом не слышнобыло тихих капель "музыки", и казалось - нелепо спит чиновничек, обнявшидеревянный шкаф. Кудлатый дядя бил себя в грудь и в чем-то божился своемусоседу, а тот тянул из кружки пиво и смеялся, глядя вбок.

Но и за другими столами шел всюду жаркий, до пота, разговор, спор,будто кто-то всем задал задачу, крепкую, путаную, и всякий наперебойтужился высказать, вытрясти наружу ее томящий смысл. Мелькали руки, кулакистучали по столу - утверждали, требовали, и с треском стреляли по соседствубильярды, как беспокойная пальба.

Алешка огляделся. Ни одного свободного столика. Но он был тут свой исразу нашел два пустых места у стола. За этим столом сидел солидныйрабочий, в усах и с бородкой клинышком. Из-под пиджака выглядывала синяярубаха с отложным воротником, со шнурочком-галстуком. Он сидел один и пилпиво не спеша.

- Можно присесть? - спросил Алешка. Рабочий с усмешкой глянул, секундуповременил и сказал с расстановкой:

- Покамест присядьте, тут двое еще в бильярдной, - он кивнул на дверь,- а придут...

- Ладно, мы пустим, - сказал Санька.

- Да уж придется, - рабочий снова усмехнулся и округлым жестом поднескружку ко рту.

Саньке хотелось скорей войти в тот хмель, от которого он ждал, чторазрешится боль, - как будто Мирская задрала кусок живой кожи и теперь надоили отодрать его прочь, или приклеить на место. Он жадно глотал пиво, какбудто он бегом за версту прибежал сюда, в этот кабак. Рабочий поглядывал