Виктор Вавич - Страница 4

- Куда! Куда! - заорал он, глядя в окно. Вскочил, обтянул портупею, толкнулфорточку и загремел на весь двор: - Куда, канальи, мусор валите? А,дьяволы! - Он схватил фуражку и выбежал на двор.

Виктор поднялся.

- Я пойду, - хотел сказать Виктор. Не вышло. Но Груня поняла.

- Зачем? Зачем? - Груня смотрела на него испуганными глазами.

- Пора, время, - и Вавич взглянул на часы. Хотел сказать, который час.Но смотрел и не мог понять, что показывают стрелки.

- А чай? - И Груня опустила ему руку на плечо. Первый раз. Вавич сел.Отхлебнул с краешка глоток чаю, и ему вдруг так обидно стало именно от чаю,как будто его, маленького, отпаивают сахарной водой. Горько стало, и слезыначали нажимать снизу. Вавич взялся за шапку и машинально несколько разпожал Грунину ручку. По дороге к калитке он внезапно еще два разапопрощался.

Он вышел от смотрителя почти бегом, он бил землю ногами. Заднимиулицами пробрался на лагерную дорогу. Шел, глядел в землю и все виделширокий, мужицкий палец смотрителя: как он его пригнул. Пригнул!

На другой день Вавич заявил ротному, что в офицерской призовойстрельбе он участвовать не будет.

А себе Вавич дал зарок: не ходить к Сорокиным.

Он был один в палатке.

- Не буду! Не буду! Не буду! - сказал Вавич и каждый раз топал ногой вземлю. Вколачивал, чтоб не ходить.

Флейта

ЛЕГ красный луч на старинную колокольню - и как заснул, прислонился. Истоит легким духом над городом летний вечер, заждался.

Таинька у окна сидела и на руках подрубливала носовые платочки. Ждала,чтоб перестал петь мороженщик, а то не слышно флейты. Это через два домаиграет флейта. Переливается, как вода; трелями, руладами. Забежит на верхии там бьется тонким крылом, трепещет. У Таиньки дух закатывается истановится иголка в пальцах. Сбежала флейта вниз... "Ах!" - переведет духТаинька. Она не знала, не видела этого флейтиста. Ждала иной раз у окна, непройдет ли кто с длинной штукой под мышкой. Он ведь в театр играть ходит.Таинька не знала, что флейта разбирается по кускам, и этот черный еврейчикс коротким футлярчиком и есть флейтист, что заливается на всю улицу изоткрытых окон. Футлярчик маленький. Таинька думала, что это готовальня. Упапы такая, с циркулями.

Таинька думала, что он высокий, с задумчивыми глазами, с длиннымиволосами. Наверно, он ее заметил и знает, и хочет, может быть,познакомиться, но случая нет. А он скромный. А теперь нарочно для нееиграет, чтоб она поняла. Почему он не переоденется уличным музыкантом и непридет к ним во двор? Стал бы перед окнами и заиграл. Таинька сейчас бы егоузнала.

Флейта круто замурлыкала на низких нотах, побежала вверх, не добежалаи тихими, томительными вздохами стала подступать к концу. Капнула, капнуласветлой каплей. И вот зажурчала трель. Шире понеслась вниз серебрянойроссыпью. Таинька наклонила головку. Отец стоял среди комнаты и вместе сфлейтой бережно выдыхал дым.

- Даст же Господь жидам... тем - евреям - талант! А флейта ужрасходилась, не унять, как сорвалась, все жарче, все быстрей.

- А он... еврей? - спросила Таинька как могла проще.

- Ну да! Разве не видала - маленький, черненький? Израильсон илиИзраилевич, черт его знает.

Всеволод Иванович вдруг увидел, что криво болтается карнизик наэтажерке. Стал прилаживать. Прижал ладонью. Карнизик повис и качнулся. АВсеволод Иванович снова, еще, еще, чтоб как-нибудь пристал. Фу ты! Опятьповис.

- Надо же, черт возьми, собраться! - заворчал и зашлепал вон.

"Это ничего, что еврейчик, - подумала Таинька. - Бедный еврей, черныепечальные глаза. И что маленький - ничего. Только лучше пусть Израильсон, ане Израилевич. - И ей вспомнился Закон Божий и батюшка, и как проходили проИзраиля. - Он, кажется, весь волосатый был? Нет, это Исав!" И Таинька оченьобрадовалась, что Исав.

Флейта замолкла. Таинька все ждала. В голове грустным кружевом виселпоследний мотив. Таинька собрала платочки, перешла шить в столовую, к окну.Шила, все поглядывала напротив на забор, на черемухи. Должен ведь пройти.Вошел отец с молоточком в стариковской руке.

- Глаза проглядишь, - сказал Всеволод Иваныч. Таинька покраснела:"Откуда он знает?"

- Не шей, говорю, впотьмах, - ворчал Всеволод Иваныч. Он обвел стеныглазами.

- Ни одного гвоздя в этом доме. Сто раз ведь говорил. - И он пошлепалдальше. Таинька слышала, как он упустил молоток и захлопал на воробьев.Зашипел в палисаднике:

- Киш-шу-шу! Анафемы.

Потух закат, и стал на улице свет без теней. Таиньке казалось - сейчасэтот свет ветром выдует из улицы, и ничего не будет видно. И как пройдет -тоже. Шаги застукали по мосткам. "По нашей стороне!" - и Таинька нагнуласьк иголке. Мороженщик, вихляя тазом, нес на голове свою кадушку. Опустилаглазки. А когда шаги поровнялись, глянула.

Таинька сморщилась. Недовольно глянула на мужика. А в это времяторопливые шаги, неровные, сбивчивые, затопали вдоль забора. Таинька неуспела стереть с лица гримасу, а "маленький, черненький" прошагал мимо.Как-то все забирал вперед одной ногой. Таинька заметила котелок, которыйвздрагивал на упругих курчавых волосах.

"Как у нас в диване", - подумала Таинька про волосы. Но сейчас жерешила, что это очень хорошо: ни у кого таких нет, только у него. Онахорошо приметила и крутой нос и черные короткие усы, торчком, как зубнаящетка.

"Израиль!" - мысленно провожала Таинька флейтиста и все хотела связатьпереливы флейты с черным Израилем.

"А может быть, не он? Не этот?" - подумала Таинька и обрадовалась.