- А потому, что порядочные люди не хотят идти в полицию! Брезгают.Трудно-с.
- Да уж какой порядочный человек пойдет туда... Костя, - обратиласьдама к мальчику, - дай я тебе очищу. - Дама вырвала у мальчика надкусанноеяблоко.
Виктор перехватил у дамы яблоко и сам стал чистить перочинным ножичком- новенький, купил перед отъездом.
- А вот ошибка, ошибка, - говорил Виктор громко. - Именно всем хорошимлюдям надо идти в полицию. Мы все жалуемся, а сами ни с места. Поэтому иполиция плохая.
- Почему, говорите, полиция плохая? - ударил сверху хриплый голос;простолюдин из мастеровых прислонился у стойки в проходе и насмешливоглядел на Вавича.
Кто-то уж подсел на лавочку у окна, и сверху, через спинку, глядела споднятой полки кудлатая голова с черными глазами.
- Разве у порядочного человека хватит совести людей в рыло бить, -говорил мастеровой.
- Зачем, зачем же? - кипятился Виктор. Он встал.
- В таком деле без этого нельзя, - отрезал человек от окна.
- А охранять имущество? - говорил Виктор.
- Одна шайка с ворами, - забасил кудлатый с полки. Дамы недовольнооборачивались на новые голоса. Народ толпился около их отделения. Кто-токрикнул издали:
- Ты спросил его: а сам-то, спроси, не из крючков ли? Дама с мальчикомнахохлилась, встала, взяла зло мальчишку за руку и вышла, хлопнув дверью. Вэто время вошел контролер.
- Ваши билеты, господа!
- Приготовьте билеты, - вторил кондуктор и постукивал ключом о спинкисиденья.
Пассажиры затопали к своим местам.
Виктор, красный, запыхавшийся, жадно тянул папиросу, уж не спрашивалсоседок. Остальную дорогу он все молчал. Дамы долго ворчали:
- Все сюда вдруг столклись, как будто скандал или зрелище. Прямо чертзнает что.
Виктор не спал. Он вышел на площадку. Ночью поезд подкатил к светлому,шумному вокзалу. Виктор протиснулся в буфет и выпил подряд три рюмки. Обидаи тоска, обида на весь вагон мутила Виктора. Он залез на полку, когда ужевсе улеглись, угомонились. Он ощупал в кармане письмо пристава: оно былозаложено меж двумя картонками и перевязано бечевкой накрест. Груняперевязывала. И Вавич стал думать о Груне.
Утром Виктор, насупясь, оглядел вагон. Публика переменилась, ушлидамы. Не слышно было хриплого мастерового. Виктор заглянул к соседям.Человек с кудластым затылком возился с селедкой.
"Можно еще полежать", - решил Виктор, плотней увернулся в шинель изакурил папиросу. Тужился думать о Груне, но днем Груня не подступалаблизко.
"Скорей бы приехать", - думал Вавич и щупал в кармане жесткое письмопристава к полицмейстеру.
"Но я им докажу, - думал Вавич про пассажиров, - они узнают, что можетбыть порядочный человек... даже сделаю что-нибудь необыкновенное. Подвиг.Спасу кого-нибудь, девочку какую-нибудь. Потом в газетах портрет и глава:"Полицейский-герой". Нет, лучше не портрет, а снимок. Я в полицейской формеи девочка рядом. Девочка улыбается, а я склонился и ее рукой придерживаюсзади. Все будут читать... "Ах, это, смотрите-ка, тот, что с нами ехал".
И Виктор смелей поглядывал на пассажиров.
Гулко застукали колеса, слышней засопел паровоз, потемнело в окнах, -сразу стало заметно, что поезд вкатил в дом. Другими голосами, уличными,заговорили пассажиры и сперлись у дверей. Виктор оглядывал крытый вокзал.Закопченная стеклянная крыша - как потолок в паутине. Слышно было, какшумел за вокзалом город. Шумел совсем другим, своим голосом, и холодкомлизнуло в груди у Виктора.
С высокого крыльца была видна площадь, сквер с чугунной узорнойрешеткой, и длинная прямая улица уходила вдаль, и все высокие каменныедома, с финтифлюшками на крышах.
И треск, дробный треск ровным шумом над городом, как будто что-тоработало горячо и без устали, - дробный треск кованых пролеток по гранитноймостовой.
Виктор взял извозчика, и каменной трелью покатили под ним колеса.
ВИКТОРА испугал чужой город. Все люди здесь ему казались иностранцами.Он с почтением глядел на массивные дома, на глянцевые вывески. И всеказалось, что люди какие-то важные, - как же тут ими на улице станешькомандовать? Ему даже казалось, что и по-простому, по-русскому они неговорят. Даже удивился, когда в дешевеньких номерах швейцар ему сказалобыкновенным языком:
- Пожалуйте, есть свободные. Вам не из дорогих прикажете? - ОгляделВиктора и прибавил: - Подешевле?
От этого города Виктор как-то сразу запыхался и все делал впопыхах.Ждал, что непременно дело сорвется, и все спешил, чтоб уж дошло до тогоместа, где будет стена, и - стоп.
Но ничего не срывалось: полицмейстер принял его с улыбочкой иблагосклонно и тут же продиктовал Виктору прошение и похвалил почерк. Напрощание подал руку и сказал:
- Можете не беспокоиться. Будете писать, поклонитесь. Наверное,наверное. Даже можете себе построить форменное платье. Успеха!.. Надеюсь.
- Рад стараться! - без звука шептал Виктор и не знал: пятиться к дверизадом или повернуть по-военному, и боком пошел к двери.
На другой день он писал Груне телеграмму: "Заказал форму велелкланяться, целую..." Но и форма не успокоила Виктора - он не мог стоять наместе, пока, отдуваясь, лазал и приседал около него портной.
- Шаровары болгаркой прикажете?
- Получше, получше, - запыхавшись, шептал Виктор. Он совал задаток, иденьги как-то не считались, - слипались бумажки, и числа залеплялись ипутались в уме.
Виктор бегал по улицам, спрашивал в кухмистерских обед, не доедал ибросался вон.
На улицах, чистых, выметенных, стояли на перекрестках городовые.