Виктор Вавич - Страница 43

Большие, важные, мордатые, усы серьезные, строгие. Шинели на всех новые,сапоги начищены. У всех начищены. Городовые, когда надо было повернуться,не вертели головой, а всем корпусом, не спеша, обращались. Важно козырялиофицерам, и то не каждому. Станет извозчик не на месте, городовой толькокоротенько свистнет - тррук - извозчика уж тряхнет на козлах. Хлестнулкнутом - и марш. На главной улице, на бойкой езде стоял околоточный.Околоточный был одет франтом - и верно: шаровары "болгаркой". Сильно уж втеле был околоточный. Виктор через мелькавшие экипажи смотрел, есть лиусмешка. Усмешка была, и лакированный ботфорт был выставлен вперед;спокойно и весело стоит околоточный, будто для своего удовольствия, а мимотак и снуют пролетки, дрожки, кареты, а его обходят, будто вода вкругкамня. И фуражка, как вчерашняя.

Это было в самом центре города, на окраины Виктор не ходил еще: всетоптался, все кружил, где шум, где магазины. Он все время помнил, чтопустил свое прошение, и, чтоб дело не остановилось, ему казалось, что надовсе время работать, хлопотать, не переставая ни минуты; и он ходил, ходилпо улицам до изнеможения, до боли в икрах. Вечером в своем номере Викторпри свечке садился писать Груне.

"Грунюшка, ангел души моей! - писал Вавич. - Здесь все околоточные -гвардейцы и городовые все правофланговые. Люди одеты, как в праздник, иочень много людей. Особенно евреев. За номер я плачу семьдесят пять копееки свечка еще. Прошение он у меня взял, и не знаю. И узнать нельзя. Хлопочувесь день, а узнать пока невозможно, а ночью все думаю. Вот уже третьисутки. Не знаю, что и делать. Может быть, это напрасно, а деньги идут.Слыхал в кухмистерской: двое штатских ругали пристава и всех на свете, - яушел. В вагоне тоже. Задаток я портному дал тридцать пять рублей. А можетбыть, все это понапрасну. Хоть он сказал - наверно.

Грунюшка. Увидишь если опять Тайку в театре, ты прямо подойди к ней искажи, - она все знает, - спроси, как мама, и про старика моего. А потомнапиши мне, только поскорее, родная моя. Все расспроси. Ботфорты я пока непокупал. Успею. Номера называются "Железная дорога". Мой нижайший поклонПетру Саввичу.

Крепко целую твою ручку. Твой навек Виктор".

Виктор запечатал письмо и положил на стол. Потушил свечу. Сейчас жепотушил. Деньги на устройство дал Виктору Сорокин из своих сбережений, -давно уж для Груни копил смотритель свою тугую казенную копейку. Викторулегся впотьмах в холодную постель. Тяжелым ночным светом мутнело окно.Виктор лежа курил и беспокойно думал.

"Может, бросить все и удрать? Просто уйти пешком куда-нибудь ипоступить работать. На железную дорогу. Вот и номера: "Железная дорога". Апотом все отработать Петру Саввичу, - и он считал в уме: - За номер,наверно, всего рублей пять, дорога... портному. А Грунечке написать, чторешил иначе, и потом выслать ей бесплатный билет и начать жить. Потомпомощником начальника станции. Хоть со стрелочника начать. В неизвестности,одна Груня знает и ждет".

Виктор хотел уже вскочить, снова зажечь свечку и приписать в письме:

"Не удивляйся ничему. Храни тайну, скоро про меня узнаешь. Помни, чтоя до гроба..."

"Но что будет, что смотритель-то? Еще не женился, а обман, удрал. Нет,- думал Виктор, - женюсь, а потом я могу как хочу. Уйду из полиции и найдуслужбу".

Он бросил окурок на пол, повернулся на бок, закрыл глаза и шептал:"Грунюшка, Грунюшка, дорогая ты моя". И казалось, что непременно Груняслышит его.

Утром, когда Вавич спускался по лестнице, он увидал внизу ушвейцарской конторки надзирателя. Квартальный хлопал портфелем по конторкеи выговаривал швейцару:

- Как же у тебя без определенных занятий? Должен спросить, чем живет?Живет же чем-нибудь, не манной небесной? Нет?

- Никак нет, - говорил швейцар, улыбался подобострастно и приподнималфуражку с галуном.

- А этих "на время" пускать, ты - того. - Квартальный сложил портфельи погрозил им в воздухе. Швейцар потупился. - Скажешь хозяину, зайдупоговорить. - Квартальный увидал Вавича. - Ну, смотри! - сказал швейцару иповернулся.

Швейцар, толстый грязный человек, рванул, распахнул дверь.

- Вы, молодой человек, укажите занятие, - сказал строго швейцар, когдаВавич взялся за двери. Он уже был в очках и что-то ковырял пером в большойкниге. - Манной ведь не живете? Извольте сообщить.

- Я запаса армии старший унтер-офицер...

- Это какое же занятие - запаса армии? Это все запаса армии, - швейцарпрезрительно скосил рот.

Виктор с обидой дернул дверь и выскочил на улицу.

"Ладно, когда вдруг в форме спущусь с лестницы, - ты у меня шапкуналомаешь, - думал Виктор. - Хам! Рвань всякая может... Дурак!" И онпобежал к витринам офицерских вещей высматривать офицерскую шашку.

Княжна Марья

НАДЕНЬКА назначила Филиппу прийти на ту квартиру, где онапереодевалась, чтоб ходить на кружок. В этой квартире жила ее подруга Таня.Одна с прислугой. Таню нянчила эта старуха, и ей можно было верить. Танинотец - адвокат. Его никогда не бывало дома, а Танечкина мать вот уже годкак умерла в Варшаве. Танечка одна в адвокатской квартире. Наденька считалаТаню девчонкой и свое доверие дарила свысока.

"Барышнешка", - думала Наденька, глядя, как Таня с упоениемразглядывает свои ноги в шелковых черных чулках. А Таня смотрела на своиноги, как на новые: смотри, вдруг выросли. Красивые ноги, в лакированныхлодочках. И немного жуткое томило Таню, - вот как смотришь на блестящий,острый кинжал.

- Восемнадцать лет дуре, - шептала Наденька, - могла бы уж, кажется...