Виктор Вавич - Страница 52

скандалите. А еще студент. Городовой слез на землю и сказал:

- Трогай.

В этот момент пьяный прицелился глазом и рывком содрал номер угородового с фуражки: городовой едва успел придержать, чтоб не слетела.

- Стой! - заревел городовой. Он прыгнул на пролетку, давил коленомживот мастеровому, он совсем навалился на него, а тот, переломившись череззадок, выл и вертел в воздухе рукой, сжимая бляшку.

Люди от дворов надвигались. Они шли все быстрей, чем больше ихподходило.

Один уже бежал впереди, кивая головой на извозчика.

- Пошел, - крикнул городовой. - Гони!

Извозчик дернул. Пролетка металась по рытвинам, городовой выворачивалу мастерового бляху, и в кровь резала пальцы жестянка. Санька путалсяруками, поддерживал мастерового, лицо у того уже было в грязной крови,городовой совал ему клок шинели в рот и хрипел:

- Ты поори, поори ты, сволочь. Погоди у меня!

Пролетка стала у участка. Дежурный городовой сбежал с крыльца.Городовые разом сдернули мастерового с пролетки, тянули его за шиворот кворотам участка. Пьяный выл, упирался и, раскорячась, скользил подошвами попанели. Городовые молотили ножнами. Санька кричал что-то. Городовые спьяным исчезли в калитке ворот. Извозчик тянул Саньку за рукав:

- Плати, барин. Что ж, полтинник следует.

Санька на секунду запнулся, полез в карман.

Калитка хлопнула, брякнула щеколдой, слышно было, как глох за воротамипьяный, обиженный вой.

Извозчик отпахнул синюю полу, стали видны деревенские порты.

- Пешком не попал, так на дрожках приехал. Не миновать, значит,судьбы. - Он, не спеша, запахивался на облучке.

- Какие сволочи! - Санька толкался в воротах, потом бегом бросился накрыльцо, вбежал по лестнице. Запах сапог, пота и бумажной затхлости стоял вдежурной. За барьером у стола сидел молодой квартальный. Другой - пристав -боком протискивался из-за барьера, задирая живот. Городовой, тот самыйгородовой в фуражке без номера, вошел красный, запыхавшийся.

- Ваше высокородие, номер идол сорвал.

- Это черт знает что! - крикнул Санька. - Бить пьяного человека.Это...

- Не кричите, молодой человек,- строго сказал старший. - Здесь неуниверситет. Говори, в чем дело, - обернулся он к городовому.

- Вот и студент с ним. Обои на извозчике. Скандал на всю улицу. Я сталрезонить. А они номер сорвали.

- Кто сорвал?

- Да с мастеровых, видать. Завели его.

- Дать! - строго крикнул пристав. - Ступай. А вам чего?

- Так нельзя же бить человека.

- А что ж ему медаль за это повесить прикажете?

- Я требую, - говорил, захлебываясь, Санька, - требую...

- Разберитесь, чего там требуют... А вам стыдно-с с мастеровымипьянствовать, молодой человек!

Очень просто

ТАЯ стояла с подругой у самого барьера. За барьером провал, и таммузыканты. Антракт сейчас. Усаживаются. Инструменты пробуют. Суета звуков.Тая стоит боком к барьеру, одну руку положила на плюшевые перила и невпопадкивает головой на разговор подруги, а боком глаза видит его, Израиля. И чембольше видит, больше краснеет. Уж вся красная стоит и, задыхаясь, говоритподруге, как придется: "да... да... нет, ну да", и вдруг не было силудержать глаз и боком скосилась в оркестр. Израиль глядел, прищурясь, ивдруг закивал и заулыбался. Улыбнулся и стал на минуту похож на доброгостарика. Тая кивнула вниз и, не поднимая головы, пошла, скорей, скорей, ипотянула подругу. Ей страшно стало, как будто все, все уже сделалось. Ис��ыдное, и страшное, и такое кружительное. И все равно было, видела липодруга. Она тянула подругу по коридору за руку и давила руку ей со всейсилы, та крикнула:

- Тайка, да брось, - и выдернула руку. - С ума сходишь! Кольцо! Вкровь!

Зазвонили, вытек народ из коридора, а Тая все сидела на грязном,противном диванчике. Пылью, пудрой и застывшим гомоном стоял вокруг душныйвоздух. И у Таи одно только кружило внутри широкими кругами: все ужкончено, и куда же теперь идти? И как будто нельзя никак домой. И дом нестал вдруг домом. Они там живут - старик, и мама лежит. Капельдинер прошел,покосился, нагнулся, поднял бумажку. И вдруг по коридору голоса, шаги.Громкие, хозяйские голоса. И Таинька двинуться не успела, как мимо прошлидвое с футлярами, и за ними спешил он, Израиль, в котелке, с поднятымворотником. Он сощурился на Таю и вдруг стал, сделал шаг к ней и сказалпросто, будто давно знаком:

- Что вы не идете в зал? В последнем же действии самое убийство. Вы жездесь ничего не можете видеть. Что?

- Сейчас, я сейчас, - говорила Тая, будто извиняясь.

- Что сейчас? - говорил Израиль. - Вам что-то сделалось? Нет? Уженачали. Так это - плевок. Антон, - крикнул Израиль капельдинеру, -проведите барышню, где им сидеть.

Антон не спеша подошел.

- Пожалуйте, провожу.

- А что здесь сидеть? Тсс! Стой, Сеня! - крикнул Израиль. Он тронулкотелок рукой, кивнул Тае и побежал за товарищем, забирая на ходу левойногой.

Тая сидела в темном зале, и все, все внутри горело горячей кровью. Оначасто дышала, ей было и страшно, и стыдно, и зачем он отвел ее сюда? Кудаей идти? И загорелся свет, хлопают, и надо уходить. Улица - и Тая первыйраз подумала: "Куда же повернуть, чтоб домой?" Она медленно шла, нога заногу. Вот она какая, наша улица, - как будто и не видала прежде. Закрытым,упористым показался ей дом. Тая постояла около калитки и чуть не постучала.Потом сразу схватилась, нажала щеколду и горькими шагами застучала помосткам к крылечку.

- Ты, Таиса? - окликнул старик.

- Да, я, я, я! я! - досадливо твердила Тая.

- Я! Я! - еще у себя в комнатушке шептала Тая. Легла на кровать, не