Виктор Вавич - Страница 55

К оглавлению

прыгает через снежные наметы. - Портфель забыли! - И смеется лукаво, будтосама для шутки спрятала.

- Ах, милая! Не простудитесь. Бегом домой!

- И вот записка вам, - говорила, запыхавшись, Дуняша.

Андрей Степаныч взял бумажку, сложенную, как аптекарский порошок.

"А. С. Тиктину" - карандашом наискосок.

Тиктин снял перчатку и на ходу стал читать.

"Слушай, папа: мне дозарезу нужно десять, понимаешь, десять рублей. Язайду в банк, можешь дать?"

Санькин почерк. Тиктин не нахмурился, а, глядя на белых прохожих,говорил:

- Кто это его там режет, скажите, пожалуйста?

- Свезем по первопуточку? - нагнал извозчик дробным звоном. - Ей-богу,свезем, ваше здоровьице, - и махом показывал на сиденье варежкой.

Андрей Степаныч потоптался с минуту, тряхнул бобровой шапкой:

- Вали!

Зазвенели густо бубенцы, залепил снег глаза.

- Куда ехать-то, знаешь?

- Помилуйте, знаем, кого везем. В "Земельный", стало быть?

"Извозчики даже знают, - подумал Андрей Степаныч. - Однако!"

В вестибюле банка пахло теплотой, и от мягкости снежной за дверямибыло уютно, и новое, новое, что-то хорошее начинается. Андрей Степанычулыбался опоздавшим служащим, а они рысцой взбегали мимо него по лестнице.

- Тоже дозарезу, наверно, - говорил Андрей Степаныч, - зарезчики какиеразвелись.

Наверху в зале тихо гудели голоса и метко щелкали счеты.

Андрей Степаныч прошел за стеклянную перегородку. В ушах еще стоялибубенцы, и щеки просили свежего снега; и Тиктин все улыбался и кивал напоклоны служащих, как будто бы поздравлял всех со своими именинами. И говорстал слышней, и круче чеканили счеты, как веселая перестрелка.

Тиктин вошел в шум, и завертелся день.

Завтрак мягко перегибал день. Перегибал мягким кофеем, пухлымисосисками с пюре. В это время к Андрею Степанычу в кабинет курьер никого недопускал целые четверть часа. Тиктин придерживал стакан одной рукой, другойразворачивал на столе свежую, липкую газету. И сразу же тысячью голосов,криков и протянутых рук ворвалась газета. Толпились, рвались и старалисьперекричать друг друга: "За пять рублей готовлю... Все покупаю... Даю...даю... Умоляю добрых людей!.. Нашедшего..." - хором ахнула последняястраница. Тиктин прошел как через сени, набитые просителями, и раскрылсередину. Изо всех углов подмигивали заглавия: "Опять Мицевич", "О Розе нанавозе" и подпись: "Фауст". Оставалось пять минут, и Тиктин искал, что быпрочесть с папироской. "Земельный... - Тиктин насторожился: -...национализм"... Земельный национализм? - Тиктин поправил пенсне натолстом скользком носу.

"Конечно, все можно объяснить случайностью, - читал Тиктин. - Даженельзя решиться назвать человека шулером, если он убил десять карт кряду.Случайность... Случайно могут оказаться вместе и сто двадцать восемьчеловек одного вероисповедания. Даже в самом разноплеменном городе. Неподумайте, пожалуйста, что это церковь, костел или синагога... Это даже неправительственное учреждение и не полицейский участок! Это коммерческое...ой, извините: это даже претендующее на общественность учреждение.Учреждение, которому..."Тиктин начинал часто дышать, побежал дальше построчкам:"... Каков, говорят, поп, таков... Это наш "Земельный банк",роскошное палаццо... Нет, это русские хоромы с хозяином в боярской шапке, сбоярской бородой, а вокруг - стольники и подьячие. Где уж тут поганыминоверцам! Бьем челом..."

"Фу ты, черт! - и Тиктин сдернул пенсне, ударил по газете. - Мерзостькакая!"

Действительно, большинство служащих были русские. Было несколькополяков, немцы, был даже латыш, но евреев в "Земельном банке" не было ниодного.

- Почему я обязан? - сказал Андрей Степаныч в газету. Курьер просунулосторожно стриженую голову в дверь:

- Можно?

- Сейчас! - зло крикнул Тиктин через весь кабинет.

"Что же это, реверансы все время? - и Тиктин улыбнулсяиронически-вежливо запертой двери и сделал ручкой. - Расшаркиватьсяприкажете? Так?"

Тиктин вспомнил свою речь в городской Думе; он отстаивал земельныйучасток под еврейское училище. Он щегольнул юдофильством: внятно и сдостоинством. И как потом ему улыбались в еврейских лавках и кланялись наулице незнакомые люди! В "Новостях" полностью напечатали его речь.

"Да почему это передовитость меряется еврейским вопросом? Да скажите,пожалуйста! Так эксплуатировать свою угнетенность!" Тиктин встал, слож��лгазету и шлепнул ею по грязной тарелке.

- Претензии какие, - сказал он громко.

- Александр Андреевич спрашивают... Просить? - вынырнула курьероваголова.

- Дмитрия Михайловича ко мне, бухгалтера!

Тиктин ходил по ковру мимо стола и подбирал аргументы.

"Бесправие? Да, пожалуйста, пожалуйста, возьмите вы ваши права,пожжжалуйста!"

И ему хотелось швырять все веши со стола, все, все до одной - какбудто он кидал права.

"Пожалуйста, ради Бога, и еще, еще!"

И хотелось выворотить карманы брюк: "Получайте! И тогда уж..."

Ему чудилось, что у него сзади болтается какой-то хвост, тесемка, закоторую его можно дергать, вроде косички у девочки, за которую ее треплютмальчишки.

Он взял грязную газету и, пачкая руки в пюре, стал искать подпись:"Homo".

"Скорей бы Дмитрий Михайлыч!"

- А вот, слушайте, Никитин векселя выкупил?

- Да, известили, Андрей Степаныч, - и Дмитрий Михайлыч кинул веселыйглаз на "Новости".

- Да! Читали? - спросил Тиктин, как будто сейчас вспомнил про статью.- Полюбуйтесь! - и ткнул к самому носу бумагу.

- Да чепуха! Наверно, у него брат без места.