- Шепоты какие-то, - морщился Тиктин, - таинственные визиты, ночныеотсутствия, что-то такое делается... делается... ну, буквально...положительно же... Вот в какое состояние это меня приводит, - и Тиктин,весь красный, судорожно затряс сжатыми кулаками. - Курить можно? - переводядух, убитым голосом спросил Тиктин и глянул из-под обиженных бровей наБрониславну.
- Что вы ? Ради Бога!
Брониславна тянула ему коробочку с тонкими папиросками. Но Тиктинполез в карман брюк за своим черепаховым портсигаром. Молча скручивалпапиросу.
- Что ж это? Александр? - спросила Брониславна вполголоса. Тиктинрассыпал папиросу, набрал воздуха и, весь напрягшись, вертел кулаком ужилета:
- Вот, вот, все переворачивают. Издерган до чертиков.
- А потом у вас дома, - шептала вниз Брониславна, - банк... народнаябиблиотека... заседания... Я уж простое человеческой точки зрения... Непонимаю, - раздумчиво произнесла Брониславна и пожала плечом в накидке.Медленно пустила дым в потолок. - Решительно не понимаю, - она энергичнотряхнула всеми волосами и с размаху ткнула папироску в пепельницу.
Тиктин думал: "Сказать, что еще эта травля..." Ему очень бы хотелосьсказать хотя б в уме: "жидовская травля", но он и в уме не произносил этоговслух. Сейчас придет этот пошляк железнодорожный, и начнется разговор овегетарьянстве, печенках и "с какой стати Сарасате за один концерт беретпять тысяч?"
- Э, да тут еще всякое, - махнул рукой Тиктин. Подождал. Брониславнамолчала.
"Не читала, - решил Тиктин, - не стоит начинать".
Глупая Брониславна принесла одну тарелку супа и поставила передТиктиным.
- Пока до обеда. Пожалуйста. Что имеем.
От тарелки шел горячий пар, жирно пахло клецками и какими-токореньями, чужим домом, чужим варевом, и так пригласительно вкрадчиво.
- Почему ж я один? Не беспокойтесь, - Тиктин даже приподнялся; шатнулстол, плеснуло на скатерть. Но глупой Брониславны уже не было. А умнаясказала:
- Почему вы не отдохнете? Хоть месяц... за границу. Можно ведь исамому когда-нибудь о себе подумать...
- Месяц? - крикнул Тиктин и поднял брови. Брониславна ждала. - Месяц?- А чужой дом обвивал съестным паром, мягким, уступчивым. - Се-кун-ды нет!- И Тиктин повернулся к тарелке, машинально схватил спешной рукой салфеткуи засунул за жилет. Он слегка обжигался пахучим супом, а клецки услужливорассыпались во рту. На полтарелке Тиктин опомнился и уж все равно продолжалспешить. Он торопился доесть, глянул на часы напротив на стене - двадцатьминут восьмого.
- Анелю! - крикнула Брониславна. - Нема пепшу?
- Бросьте, бросьте, - замахал свободной рукой Тиктин, - надо идти.
- Але тутен достац, - обиделась из дверей глупая Брониславна ибросилась на звонок в сени.
Тиктин наспех ловил последнюю клецку и слышал, как в прихожей топалкалошами хозяин, как шептался с Анелей. Тиктин вытер усы и бросил салфеткуна стол.
Вошел хозяин, маленький, в длинном обвисшем пиджаке, видно было, как впустых брюках шатаются на ходу тонкие ножки. И под обиженными, брезгливымигубами деревянной щепкой заворачивала к кадыку пегая бородка.
- Вы только что со службы? - шагнул к нему Тиктин.
- Да, мы с работы. Нам надо работать, - и хозяин глядел маленькимиполинялыми глазками на Тиктина: поглядел и брезгливо и зло.
Про него знали, что он был в ссылке в Минусинске, а потом мостилмостовую. И когда познакомили Тиктина, то шептали ему в углу: "он мостовуюмостил", со страхом говорили, как будто этой мостовой ничем не перешибешь.
- Да, нам работать надо, - повторил хозяин.
"Мостил?" - подумал Тиктин. Он слышал, как хозяин мыл в кухне руки иворчал на Анелю.
Брониславна опустила глаза и грустно поднялась с кушетки.
"Черт! надо было пять минут раньше уйти", - и Тиктин злился на клецки.
- Прошу, что имеем, - сказал хозяин. Все молча стукали вразбродложками.
- Что слышно? - спросил хозяин, не поднимая глаз от тарелки.
Тиктин поспешил с ложкой в рот.
- А на вас уж написали? - продолжал хозяин, втягивая суп. - Теперь выкланяться или то прощенья просить будете? Я так говорю?
Тиктин поймал взгляд Брониславны и понял, что читала, читала, наверно.
- То есть почему же кланяться? - И Тиктин откинулся на кресле.
- А они все окручивают, окручивают, - и хозяин покрутил ложкой втарелке, - сами плачут и всех капиталом окручивают, окручивают, а другиеработают.
Хозяин на секунду глянул глазами Тиктину в брови.
"Мостил". Тиктин раздражался.
- Позвольте, - и он видел, как Брониславна провела по нему глазом, -то, что написано, написано пошло. Пишется пошлостей много, говорится их ещебольше... Не кладите мне второго - я сыт... Может быть, пошлей всего тобесправие, в котором находится почему-то целая группа населения...связанная по рукам и по ногам. И может быть, - Тиктин уже говорил полнымголосом, как в зале городской Думы, - может быть, нужно совсем не так многомужества, чтоб плюнуть в физиономию связанному человеку.
Хозяин брезгливо сматывал мокрую ниточку со зразы и не давал Анелепомочь.
- Когда даже право передвижения, - возвысил голос Тиктин, - которымпользуется всякий...
- Например, в Минусинский край, - хозяин аккуратно резал зразу, неотрываясь от тарелки.
- Эта-то дорога, знаете, и им не заказана, - потряс головой АндрейСтепаныч и повернулся боком к столу. Увидал, как рябила в дрянном зеркаленад кушеткой его физиономия, - уродливая выходила и смешная. Тиктиннахмурился. - А когда вам всюду тычут: "жид! жид!" и у вас нет лица, а с