- Давай сюда! - крикнул он извозчику. - В тюрьму и обратно, полтинник.Что? Цельная бутылка водки и один огурец сдачи. Ну а что? Садитесь, -толкал Израиль Таю в сани, - помиримся, погоняй!
Извозчик тронул. Израиль на узком сиденье плотно прижался и рукойобхватил Таинькину талию.
- Не надо... зачем? Я пойду, - говорила Тая.
- Какая разница? - говорил весело Израиль и бережно отводил к себе Таюот встречных оглоблей. Тайка совсем наклонила голову и смотрела в колени.
Тайка боялась глядеть по сторонам, ей казалось, что все знакомыевысыпали из домов и шеренгой стоят на панели. Стоят и провожают ее глазами.Ей казалось, что она задевает эти взгляды, они хлещут по глазам, как веткив лесу.
Хорошо, как хорошо, что Израиль закрывает ее хоть с левой-то стороны!Таинька тряхнула головой, чтоб платок больше насунулся на лоб.
- Извозчик! - говорил весело Израиль. - Эй, извозчик! Ты дорогу втюрьму знаешь? Да? Сам знаешь, так это уже хорошо. А что? Лучше, чем тебекто-то покажет.
Очень весело переливался в морозном крепком воздухе Израилев голос, иТаинька улыбалась. Глядела на полсть саней, как вспыхивал на ней снег насвету фонарей.
И вот веет уж за спиной легким облаком городской шум, и серьезно поновому снегу заскрипели, закрякали полозья Снежная, мутная темнота потеклапо сторонам. Израиль двинулся и крепко взял Таю за талию.
- Не боишься, что везешь жуликов? А, извозчик?
- Оно хорошо бы, коли жулики, я говорю, сами в тюрьму съехались. Э-ха!- махнул извозчик на лошадь.
- Вам не холодно в бок? - спросил Израиль и захватил в горстьТаинькино пальтишко, помял в руке, и Таинька чувствовала его пальцы. -Воздух! Вы же захолонете... - Израиль сказал с таким испугом, что обернулсяизвозчик.
- Ничего, мне тепло, очень хорошо, - говорила Таинька.
- Вдвоем только и греться, - сказал извозчик, задергал вожжами.
- Ты пусти, извозчик, пускай бежит, я тебе гривенник на чай.
- Ничего, ничего, поспеем, - шептала Тая. Израиль растирал крепко и неспеша Тайкин бок.
- Хорошее дело, в таком демисезоне. Что, нельзя взять на ватиннемножко, - приговаривал Израиль.
Как уголья в поле, тлели вдали красные окна тюрьмы. Извозчикподхлестнул. Таиньку откинуло назад, но Израиль удержал и сейчас же сильнейприжал к себе. И Таинька прислонилась на секунду, совсем без думы прильнулаи закрыла в темноте глаза. И от всего мира заслонил ее Израиль этой рукой,что обняла и разлаписто держала и грела, - в драповом рукаве, в толстойвязаной перчатке. На одну, на одну секундочку прильнула Таинька, такхорошо, так покойно замерла. Израиль повернул свой котелок с острым клювоми глядел сверху из поднятого воротника. Одну секунду.
- А куда ж заезжать? - обернулся извозчик.
- Туда, туда, - задохнувшись, крикнула Тая и наугад замахала ручкой ввоздухе.
- К смотрителю, так вона, - извозчик ткнул к��утовищем в черноту.
- Вы бежите, я не смерз, - Израиль отстегнул полсть. Тая затопалазамерзшими ножками к Груниной калитке и слышала, как Израиль весело сказал:
- Куришь, извозчик?
Она забыла, что бежит к Груне, она бежала - поскорей передохнуть оттого, что было.
Тая дернула калитку, и крикнуло мерзлое железо, звонко хлопнула сзадищеколда. Еле видно было дорожку в белом, мутном снегу, и вдруг яркимквадратом распахнулась над крыльцом дверь, и большой черный Грунин силуэт всветлом квадрате.
- Кто, кто? - пропела Груня с порога.
- Я! - на бегу дохнула Тайка, и Груня в два шага слетела с крыльца,нащупала Тайку, схватила за руку и потащила. Спотыкались о ступенькинепослушные ноги, и вот уж в яркой кухне, и Груня целует жарким лицомТайкины морозные щеки и давит так, что дыхание в груди спирает.
- Таинька! Душенька! Душенька! Таинька! Потом оттолкнула за плечи исмотрела мокрыми широкими глазами и дышала широко и жарко.
- Едем... к маме... велела скорей. Виктор велел, - говорила, срываясь,Тайка и улыбалась. И Груня видела, как шевелится счастье в зрачках.
- Скорей, скорей, ждут! - толкнула Тайка Груню, чтоб не глядела вглаза. И Груня бросилась к шубе.
Груня обежала палисадник, бежала, подобрав шубу, лисью, мамину ещешубу. Застукала ключами в тюремные ворота, в окошечко сунула ключи:
- Передай отцу, скажи - в город... - и целиной, через сугробы, широкиммахом поскакала к извозчику.
- Добрый вечер! - Израиль с саней поднял котелок и протянул Грунеруку. - Будем знакомы. Что это? Побег с тюрьмы?
- Трое, куда же? Уговору не было, - бубнил извозчик, - это отсельтолько рубль издать взять.
- Ладно, рубль! - говорила Груня, спешила залезть в сани. Она влезла,оттиснула Израиля на самый край, поймала Тайку, сгребла к себе на колени.
- Гони, два рубля! - скомандовала Груня.
Лошадь дернула примерзшие сани. Тая сдавила Грунину руку, и Груняответила тем же. Обе поняли: "Дома не говори".
Легкий ветер веял в спину, и казалось - тихо. Израиль держался заГрунину спину. Подвывали знобко полозья, и глухо топала лошадь. Топалосердце, жарко топало в Груниной груди. И Груня сильней прижимала Тайку:крепко, чтобы не выронить. Черным чертом торчал с боку Израиль - на отлете.Все молчали. Только нукал извозчик.
- А это знаете? - вдруг весело сказал Израиль. Таинька обернулась.Груня жарко дохнула.
- А вот! - сказал Израиль и набрал воздуху. Он засвистал в морозномвоздухе. - Оно идет немножко выше, в e-mol, так губой нельзя. Может, Боггубой это вытянет.
Минуту молчали.
- Еще! - сказала Груня, переводя дух, и посмотрела на котелок - надподнятым воротником.
- А что еще? - Израиль тер ухо свободной рукой.