Виктор Вавич - Страница 72

провернулся в проход, и веселый морозный воздух дунул в ноздри, обмыл лицо.Снег! Снег! Вот что делается на земле-то! И Башкину показалось, что прошлимесяцы с ареста.

А главное - он не знал, куда идти. Совершенно не знал, как будто его вчужом городе поставили на пустой тротуар. Он оглядывался, не узнавал места.На квартиру? Никакой квартиры: старуха давно сдала комнату... Четыре часаночи.

"И где я, где?" - озирался Башкин.

Он перебежал на другую сторону улицы, оглянулся: яркими квадратамисветился дом охранки. Ровным матом задернуты окна. Недоступно, слепо.Глядеть не хочется. Башкин шел, оборачивался. Городовой лениво шагал поулице, и пищал под валенками морозный снег. Башкин прошел до угла, и вспину городового и в окна охранки замахал кулаком. Тощая, длинная рукажердью высунулась из рукава пальто.

"Я вас... я вам... узнаете, узнаете, узнаете меня, черти... сволочипроклятые! Меня, Башкина, узнаете".

Городовой повернул. Башкин сунул руку в карман и зашагал. Он всебыстрее шагал и все говорил жарче и жарче:

- Что ж это? Да что ж это? Он побежал по пустой улице.

- Ай! Ай! - и мотал головой. - И тридцать, тридцать нарочно, сволочи,как Иуде сребреники, - и Башкин с размаху на бегу ударил кулаком, больноударил по каким-то перилам. - Сказать, рассказать кому, чтоб узнать, что жеэто?.. Мамочка, мамочка, миленькая, - говорил Башкин, задыхаясь от бега.

- Что, смерз? - окликнул его ночной сторож. Башкин пошел, тяжело дыша.

"Ну, кому? кому?" Матери у Башкина не было. Он был сирота. Башкин незнал, куда шел. Улицы становились пустей. Полукругом шел скверик передцерковью, и стриженые кустики стояли в снегу пушистым барьером.

"Я их разорву, - Башкин остановился в расстегнутом пальто, - в клочья!Взорву охранку... приду, принесу адскую машину, - шептал Башкин. И емувиделось, как летят черным фейерверком клочья, камни. Со скрежетом, стреском. - И клянусь, клянусь!"

И Башкин вдруг повернулся к церкви, стал креститься, крепко стукаясебя пальцами, как будто вколачивал гвозди. Он подошел, стал на колени,сдернул шапку и лег лицом в пушистый, холодный снег, прижался, как в водуокунул лицо, и шептал:

- Клянусь... клянусь...

Он встал, он крепко сдвинул брови, чтобы не потерять, чтоб накрепко,навеки вдавить мысль. Он постоял минуту, глубоко дыша морозным воздухом.

- Так! - сказал Башкин и решительно тряхнул головой. И онпочувствовал, как ему холодно в расстегнутом пальто.

Башкин запахнулся, пошел деловым шагом, глубоко надвинув шапку. По ушиушел в воротник.

"В номера, в гостиницу надо, - решил Башкин, - не надо глупостей, авсе в линию, в линию, спокойно так и стлать, стлать".

На перекрестке он спросил обмерзшего сторожа, как пройти на Почтовую.Там он помнил вывеску: "Номера "Мон-Репо"".

Дым

САНЬКА постучал кулаком в дверь и сейчас же толкнул ее плечом - раз!Дверь наотмашь отпахнулась. Карнаух от стола, от лампы, хмурясь и щурясь,глянул на Саньку. Не успел улыбнуться, вскочил:

- Эк, ей-богу! Надо было перелицеваться. А то студентом! ПолнаСлободка шпиков, - сказал Карнаух уже шепотом и прикрыл осторожно двери. -Ну, что? Сара вячит?

- Как это? - спросил Санька.

- Деньги-то есть, спрашиваю. Послать-то которые?

- Пятьдесят монет, - Санька обиделся на замечание, что неосторожнопришел в студенческой форме. - Вот пятьдесят монет, и посылайте, а я незнаю, черт его знает, как его: Головастиков там или Головопят какой. -Санька положил скомканные бумажки на стол.

- Чудак! - сказал Карнаух и сбоку глянул на Саньку. - Когда же, кчерту, мне послать, - я ж весь день в заводе. Посылать - так только тебе, абольше некому. Адрес я ж сказал: учителю Головченко. А он уж Алешкепередаст. Это можно сказать, что прямо как ему... А у нас тут замутилося -у-ух! - Карнаух весело мигнул Саньке.

Но Санька все хмуро глядел в пол и сосал папиросу, как дело делал.

- Ничего не слыхал? - спросил опять Карнаух и загнул голову набок,искоса глядел на Саньку.

- Нет, - сказал Санька.

- Да ты что дикобразом таким? - серьезно сказал Карнаух. - Что деньгидостал -- сердишься? Так забирай, ну их к лешему, - и сунул пачку по столук Саньке. - Обойдемся.

- Да нет. Не то, - сказал Санька и не знал, что соврать, и сказал,чтоб сказать скорее: - Да не везет, - и выругался.

- А что, брат? - Карнаух подсел к нему на кровать. - Не с бабой ли? -И участливо заглянул в глаза.

- С бабой, - мотнул головой Санька. И обрадовался, что так хорошопрошло, так натурально.

- Брось! Тебе-то не везет! Фьу, брат: такому парню? У всякой бабыповезет, и никто не перебьет, дуй смело. А тут у нас, понимаешь, - де-лов!Ма-ту-шки! Шпиков - до чертовой матери. Котельщики стали - не удержать,никакая сила. Бастуем - и край. Коли нас не поддерживаете - плюем. Там ихподзудили, - Карнаух хитро мигнул.

Санька глянул на него.

- Понимаешь? Не без наших, - шепотом сказал Карнаух. - Там, говорят,провокация. Говорят, их одних-то сомнут, дураков, порастаскают и страхазададут до новых веников. А это им просто зло, что не они это сделали,то-то. А нам плевать. Пусть дело пойдет, - я тебе верное слово говорю: весьзавод станет. И надо, чтоб стал. - Карнаух говорил громче и громче. - Надо,чтоб стал! Они, черт маме ихней, силы копят, - говорил Карнаух, смеясь, -они, сволочи, деньги копят, места теплые обсиживают. Я ведь сам знаю, я нечеловек, пока мне по морде не дали. Верное слово: я всех боюсь. А дай мне врыло - я на штык полез. И не тряхнешь ты этого болота. А бахнул палкой - ижабы заквакали.

Карнаух уж стоял перед Санькой и "бахал" рукой в воздухе.