Виктор Вавич - Страница 78

- Тогда еще хуже

- По-моему, тоже. Тогда прямо ужас. Никакой надежды, что хоть людидойдут. Глупо как-то. После нас - хоть дети наши

Таня опять глянула в Санькины глаза, глянула ближе и приказательней

Лакей неслышно подошел, поставил сифон и бутылку и, наклоняясь,тихонько шепнул Саньке

- Послано-с. Десять минут

- Да, да, я сам так думаю иногда, - сказал Санька всем воздухом, чтоостановил у него в груди Танин взгляд - Я знаю сегодня даже, мне хотелосьумереть на улице, в уличном бою, пусть застрелят - и прямо на снег. И чтобзнать за что, чтоб пусть это перейдет дальше, пусть из земли поднимется изкрови дух к небу И от меня, от нас к другим - как ветер по земле, повремени, как, знаете, Танечка, - Таня смотрела совсем близкими и настежьоткрытыми глазами в Саньку, - понимаете, Таня, чтоб все, как бумажныелоскутья, подняло и завило, и чтоб все встрепенулось, и чтоб, как деревья,каждым листком задрожало, зашумело

Санька не знал, дышал ли, пока это говорил Но вдруг понял, что вышлото. То, что надо. Он, не глядя на Таню, налил и одну за другой выпил трирюмки

- Дайте и мне рюмку, - сказала Таня

- Да вы прямо в кофе, - Санька налил в свою рюмку и опрокинул Тане вчашку. Сделал просто, верно, не дожидаясь ее согласия

Лакей поставил на стол стакан красная и белая розы Прохладно зеленелиголые ножки в воде

Таня поднесла к лицу и, наклонив глаза, шепотом сказала:

- Пахнут!

- Танечка! - сказал Санька.

Таня глянула на него - ей показалось, что крикнул.

- Танечка, я вам сейчас покажу одну вещь. Я вам ее не дам все равно низа что. Что вы ни скажете - все равно. Но вы скажите: "Можно, пусть будет!"

Санька быстро расстегнул пуговки сюртука и вынул булавку сфлорентийской лилией на конце.

Таня дрогнула, вытянувшись на стуле, огнем глянула на Саньку, опустилаглаза. Щеки стали красней. Чуть сдвинув брови, смотрела в чашку.

- Можно? - спросил Санька тихо.

Таня вдруг решительно подняла глаза, и Санька увидел, что глядит взрачки, и ничего не стало слышно, и, как двери, открытые в века, сталиперед Санькой широкие Танины зрачки, и на мгновение Санька закаменел. Иничего не стало кругом на миг - только зрачки, и временем пахнуло и голойземлей. И дух занялся в Саньке и гордо, и боязно. Миг - и прошло. Иулыбнулась Таня - как после сна утром. И Санька бережно спрятал за сюртукбулавку.

И все сразу стало опять слышно, и за спиной кто-то говорил задумчивымбаском:

- Ganz unmoglich, ganz unmoglich.

- Все moglich, все, Танечка! Правда? - и Санька улыбался из груди, из сердца, и, весь красный, тянулся рукой чокнуться с Таниной чашкой.

- Пойдем! - встряхнула головой Таня. Она встала и медленной рукойвытянула из стакана розы. Она заплетала в застежку кофточки белую розу,другую положила на скатерть перед Санькой.

Кофий

ВИКТОР просунул руки в скользкие новые рукава, - шинель тонношелестела новой подкладкой. Застегнул на все пуговки тугие петли.Офицерская серая шинель. Галантно, по-военному, блестел из-под серой полыглянцевитый ботфорт. Виктор снова поглядел на часы. В гостинице бьшо ещетихо. Виктор продел под погон портупею, обдернул шашку. Натянул тугиеперчатки. Сел на стул. Было еще очень рано идти на вокзал.

- А вдруг там, на вокзале, по петербургскому времени - не такой час?Не может быть, конечно, чтоб на два часа разницы, но все равно.

Виктор вскочил и вышел в коридор. Швейцар в пальто внакидку громкоповернул ключом и толкнул сонную дверь. Ровной матовой изморозью подернулодома, тротуары, фонарные столбы. За этой кисеей спала синяя улица. Воздухне проснулся и недвижно ждал солнца. Виктор на цыпочках спустился скрылечка и осторожно зашагал по тихой улице. На перекрестке игрушечнойбукой спал, стоя, ночной сторож - набитые одежей рукава и толстая палка подмышкой.

Сзади звонко зацокали подковы. Бука повернулась, из-за ларька вышелгородовой, оправляя фуражку. Вавич оглянулся.

Серый рысак, далеко вымахивая ноги, шел рысью по мостовой, сзадимячиком прыгала, вздрагивала пролетка. Городовой не взглянул на Виктора, онобдергивал амуницию, выправлял шею и не спускал глаз с пролетки. Пролеткапоровнялась, городовой замер, вытянулся с рукой у фуражки, сторож сгреб сголовы шапку. На пролетке прямой высокой башней, как будто росла изсиденья, - фигура с маленькой головой.

Вавич узнал Грачека. Он все так же, без глаз, смотрел куда-то поверхплеча кучера. Вавич откозырнул. Пролетка проехала, и кучер с раскатомосадил рысака. Грачек, не оборачиваясь, поманил рукой. Вавич растеряннооглядывался. Городовой испуганно кивал Вавичу головой на пролетку.

Вавич побежал, прихватив шашку. Стал, держа под козырек, у подножки.Кучер спокойно перетягивал вожжи, выравнивая лошадь.

- Откуда? - спросил Грачек, не глядя, не поворачиваясь. Спросил глухимголосом.

- Из дому-с! - солдатским голосом ответил Виктор на всю тихую улицу.

- Врешь! - сказал Грачек. - Какого участка?

- Петропавловского! - рванул Виктор.

- Зачем же сюда в номера лазишь? - ровным глухим голосом бубнилГрачек.

- Здесь стою, в номерах "Железная дорога".

- Шарында, сюда, - сказал Грачек, не оборачиваясь, не поднимая голоса.Городовой со всех ног шарахнулся к пролетке. - Стоит у тебя тутквартальный?

- Так точно, стоят! - сказал городовой вполголоса и почтительно.

- Смотри у меня, рыбу ловить по чужим местам, - пробурчал Грачек.Пожевал скулами и красноватой щетинкой. - Пошел, - едва слышно прожевалГрачек, и пролетка рванула вперед.