- Какой ты шикарный, - сказала Груня, и Виктор незаметным движениемпоправил сбившуюся фуражку и не мог собрать лица: улыбка растягивала губы,распирала щеки, и легким поворотом головы приосанился Виктор.
КОГДА Таня затворила за собой дверь, Филипп глянул на Наденьку.Наденька, чуть сощурясь, смотрела сквозь табачный дым, смотрела пристальнона Филиппа. И сразу тугая мысль, как ремень, стянула Филькину голову. Онвстал со стула, мотнул шеей и запустил руки в карманы. Прошелся в угол иназад, все глядел по верхам стен. Наденька молчала.
- Ну-с, - тихо сказал Филипп и остановился, глядя в пол.
- Что ну-с? - звонко, твердо сказала Надя.
- Надо решать, - хрипло сказал Филипп.
- Давно бы пора, - сказала Надя, сказала почти зло и вдруг заговориласкорым мягким, деловым голосом: - Ведь могут и завтра, Филипп, завтра,когда угодно, приехать, надо же обрисовать положение, - Наденька сделалажест шире, чем надо, - ведь придется предложить какое-нибудь решение, тоесть что именно сейчас делать. Выступить - так надо же, понимаете, Филипп,подготовить, - и Надя говорила то, то самое, что только полчаса назадговорил Филипп, что надо подготовить летучий митинг в заводе, во дворе илив литейной, и дать выступить приезжим.
Надя смотрела серьезными, убедительными глазами и все говорила. Филиппсверху, из дыма, из темноты, глядел и видел: старается, старается. И незнал, когда сказать слово и какое. А Надя все говорила, уж второй разговорила то самое на другой лад.
- Время такое, что надо быть готовыми... И Филипп не мог вытерпеть:
- Все, все это решим. Нынче. С ребятами. С Егором. От вас выйду - итого. Вам чего же хлопотать?
Наденька опустила глаза, осеклась. Еще попробовала, потише голосом:
- Я говорю, что все... все может быть...
Замолчала. Совсем в стол уставилась. Филипп тянул, раздувал папиросу.И вдруг увидал, что это слезы, - слезы капают на синюю бумагу, на стол, иэто они тихонько стукают в тишине, едко, как первый осенний дождик встекло.
"Сделать вроде не видел, - подумал Филипп. - Сказать что? Обидишь". Онеще полуверил - не кажется ли?
И вдруг в дверь стукнули легонько, дверь отворилась, и с порогатревожным шепотом заговорила Анна Григорьевна.
Надя вскинулась вверх, в темноту абажура.
- Простите, пожалуйста! Надюша, я пойду в аптеку. Санька провалился,не хочу будить Дуняшу; прислушивайся, милая, там больной; оставь дверьоткрытой.
- Позвольте, я, - с жаром сказал Филипп. Он шагнул к Анне Григорьевнеи даже шаркнул ногой: - Поздним временем, зачем же? Которая аптека?
- Очень любезно, спасибо, спасибо, - шептала Анна Григорьевна, - вотрубль двадцать, скажете... - И Анна Григорьевна пошла за Филиппом вприхожую.
Когда Анна Григорьевна вернулась, Надя сидела над Башкиным. Сидела,уперев невидящие широкие глаза в это лицо с толстыми запекшимися губами.Башкин спал в жару. Высоко поднятые брови стояли удивленным углом. Отсинего света кожа казалась молочной и тонкой. Больной часто и жарко дышал.
- Сорок и три, я сейчас мерила, - шепотом сказала Анна Григорьевна.
- Как это ужасно! - сжав зубы, сказала Надя. - И главное, как глупо!Глупо!
Анна Григорьевна сбоку глянула на дочь. Ничего не сказала. Взяла состолика пузырек и поднесла к лампе.
Башкин полуоткрыл глаза. Он глядел из щелки век невидящими блестящимиглазами.
"Наверно, во сне меня сейчас видит, - подумала Наденька, - пусть такуюувидит".
И Наденька сильными, жаркими глазами уперлась в Башкина. Требовала,велела. Башкин с минуту глядел неподвижно и потом застонал, заворочалголовой. Анна Григорьевна встрепенулась.
- Пить, - прошелестел голосом Башкин. И Наденька вскочила, схватиластакан. Она приподняла голову Башкина за потный затылок и приладила стаканк губам.
- Не надо много, - шептала Анна Григорьевна. Она смотрела, как ловковзяла Надя голову Башкина и как гибко держала стакан. Башкин несколько разглотнул и поднял глаза. Надя увидала, что теперь он видит ее наяву. Башкинулыбнулся. Приятной тенью прошла улыбка. Он глотнул пустым ртом.
- Яблока можно? Очень хочется... яблока, - сказал Башкин и улыбалсясонной, детской мечте.
В прихожей коротко позвонили. Анна Григорьевна заторопилась мелкимишажками.
- Вот спасибо, - слышала Наденька. - Не заперто было внизу? Изапыхавшийся голос Филиппа говорил, победоносный, довольный:
- Аккурат я только наверх забежал, внизу, слышу, швейцар запирает, исвет погас.
И вдруг Наденька вошла в прихожую, красная, нахмуренная, полуоткрыврот:
- Яблоко! Яблоко сейчас же купите! Сейчас же! Анна Григорьевнасмотрела, подняв брови. Наденька крикнула в лицо Филиппу:
- Яблоко сейчас же!
Филипп с ��спугом глядел на Наденьку. Глядел секунду в почерневшиеглаза. И вдруг Наденька резко повернулась, сорвала свою шубку с вешалки,проткнула мигом руки в рукава и без шапки бросилась на лестницу.
- Не надо ничего, я сама, - сказала она в дверях, и заплетались губы.
Анна Григорьевна сунула Филиппу в руку Надину шапочку, испуганнойголовой закивала на дверь в темную лестницу. Филипп дробью застукал погулким ступенькам.
Наденька старалась ключом открыть парадную дверь. А Филипп в полутьметыкал ей шапочку.
- Да наденьте же... глупость ведь... мороз же... мама велела. Дуростьведь одна.
А Наденька спешила и не попадала ключом и шептала:
- Не надо мне... ничего не надо, - и отталкивала шапочку локтем.
- Да не назад ведь нести, - сказал Филипп, - надела, и всего.
И Филипп вдруг своими руками надел Наде на голову шапку, надел плотно